Равенство, или Egalité
Илья Аронович Забежинский 

В России на долю 97 миллиардеров
приходится порядка 30% от общего благосостояния россиян…
В настоящее время в России насчитывается 1950 людей,
чье состояние превышает 50 миллионов долларов.

Из доклада Global Wealth Report

Говорят, что заглядываться на чужое, нехорошо. Мама так говорила. Какая тебе разница, говорила мама, чего там у кого есть. Мама говорила, что когда сильно интересуешься чужим имуществом, это называется «зависть». От зависти болит печень и разливается желчь, вот так говорила мама.
Социологи очень волнуются расслоением общества в России. Мой сын, начинающий социолог, объяснил мне про социальные субстраты.
Политики тоже очень волнуются. Бедные волнуются очень сильно. Интеллигентные волнуются чрезвычайно. Не знаю, волнуются ли богатые. Некоторые, очевидно, волнуются. Хотя  несколько нетипично.
Один кандидат в президенты, человек богатый, обещал давеча даже отдать людям шестнадцать из принадлежащих ему семнадцати миллиардов долларов, но только при условии, что он выиграет президентские выборы. Странно было удивляться тому, что его предвыборная кампания велась несколько неактивно.
Прогрессивная общественность недоумевает. Богатые – слишком богаты. Бедные чересчур бедны. Надо что-то делать. Причем, что интересно, в качестве некоей благой цели выставляется достижение обществом большего имущественного равенства, как выражение идеи этакой справедливости.
Вот это самое имущественно-финансовое égalité объявляется вдруг таким необходимым нравственным благом. И это при том, что в  последних дискуссиях о свободе индивидуума общество вообще всячески отрицает какие бы то ни было абсолютные этические нормы.
Физические законы абсолютны. Биологические законы абсолютны. Экономические законы абсолютны.
- А нравственные?
По сути, сохранились только три нормы, которые общество все еще считает незыблемыми и бесспорными:
- не трогайте моего тела;
- не касайтесь моего имущества;
- ни к чему меня не обязывайте, а также ничего никому не запрещайте, кроме посягательств на чужое тело и на чужое имущество.
И опять при этом все  толкуют о справедливости. И опять все требуют справедливости. От всех, разумеется, требуют. Да только где ж ее взять?
Где взять справедливость? Что происходит с обществом? Что происходит с нами? По каким законам мы живем?

Что нами движет?

В январе 1992 года с телеэкранов перед страной выступил новый глава правительства свободной России Е.Т.Гайдар. Егор Тимурович объяснил нам тогда, какие принципы лягут в основу новой свободной экономики. Главный тезис звучал так:

- Только личная материальная заинтересованность человека в результатах собственного труда является стимулом для развития экономики. Никакое насильственное перераспределение результатов труда недопустимо. Единственным регулятором экономики является свободный рынок, живущий по законам конкуренции.

«Только личная материальная заинтересованность» — что это такое? Что за мантра такая? Никакая и не мантра. Это хорошее, очень здравое описание мотивации обычного падшего человека. Пославшего подальше осточертевшую ему советскую этику и новой этики не обретшего. «Похоть плоти, похоть очей и гордость житейская». В данном случае, похоть очей, или сребролюбие.
Помню, как я радовался. Наконец-то. Причем тут навязшие в зубах слова об обществе, о гражданском долге, о, якобы, справедливости? Вот он простой принцип: Нужны деньги? Хочешь денег? Иди и делай деньги. Иди и зарабатывай.
Я вам расскажу, как это работает в жизни. Как мы сами делаем богатых богатыми и не даем разбогатеть бедным. Каким образом регулируется объем прибыли, оставляемой предпринимателем для самого себя.

Субъекты экономики

Предприниматель (богатый) имеет высочайшую «личную материальную заинтересованность» и  хочет продавать свою продукцию как можно дороже. А тратить на ее производство он желает как можно меньше. Разница между стоимостью продукции и расходами на ее производство и будет прибылью предпринимателя. Его аппетиты в получении прибыли безмерны. Это пятьсот лет назад начинающий протестантский бизнесмен мучился над вопросом, какую наценку на товар этично делать, а какую уже нет. Что же сейчас регулирует, эти самые аппетиты? Свободный рынок сбыта. Только он. В условиях свободного рынка предприниматель вынужден продавать продукцию по минимально низкой цене. Иначе потребитель купит товар не у него, а у конкурента.
С другой стороны, на рынке труда работник (бедный) тоже имеет не меньшую«личную материальную заинтересованность» и пытается продать предпринимателю свой труд как можно дороже.  Но в условиях свободного рынка труда работник вынужден продавать свой труд по минимально низкой цене. Иначе производитель купит труд не у него, а у конкурента, т.е. другого работника. При этом производитель будет искать за те же самые деньги наиболее эффективного работника. И при появлении на рынке другого, более эффективного, заменит им старого, менее эффективного. Как заменил бы в конвейере винтик из устаревшего материала, на такой же, но более современный.
Иногда, правда, на помощь работникам приходит такой игрок на рынке труда, как государство. Когда оно, родимое, вдруг добавляет зарплаты бюджетникам или начинает инвестировать в оборонку, предпринимателю приходится с этим считаться и поднимать зарплаты своим работникам. Иначе продавцы и менеджеры снова становятся учителями и врачами, а чернорабочие – инженерами.

Где тут прячется этика?

А нигде.
Дополним картину еще одним субъектом экономики – потребителем.
Потребитель хочет купить товар как можно дешевле. Его не заботит судьба какой-то там семьи, которая владеет  маленьким магазинчиком. Он идет в сетевой магазин – там дешевле. Он не хочет покупать отечественную продукцию от мелкого кустарного производителя – она дороже. Он покупает импортное или произведенное в России, но на крупном производстве. Он хочет получить стабильное качество и заплатить как можно меньше. Этика его не волнует. Жизнь и судьба предпринимателя и его работников потребителя не волнуют. Он просто потребитель.
Предприниматель не думает о тех, кто в силу бедности не может купить его продукцию. Он будет продавать ее по максимально возможной цене. И только рынок будет сдерживать его аппетиты. Если у него будет возможность пренебречь рынком (сговориться с другим производителем или с таким потребителем, как государство), вообще перестанут существовать факторы, сдерживающие продажную цену.
С другой стороны, предприниматель будет платить  своему работнику такой минимум, чтобы он только не ушел к конкуренту. Если он даже будет материально стимулировать производительность труда своего работника, это будет минимально возможный, определяемый рынком труда размер премирования. И на работу он будет брать работников самых эффективных. И увольнять самых неэффективных. Все истории про семью, беременность и многодетность не будут способствовать увеличению оплаты труда работника. Не помогут ему найти работу раньше других, например, не имеющих семьи. Напротив, будут содействовать его скорейшей замене на такого же, но менее обремененного социальными обязательствами.
Этика молчит, когда предприниматель выступает в качестве продавца своей продукции (услуги). Молчит она также, когда он покупает на рынке рабочую силу.
Теперь работник. Кто упрекнет работника, требующего повышения зарплаты, когда его квалификация становится выше? Или когда он становится единственным специалистом в своей области, при отсутствии конкуренции на рынке труда? Кто упрекнет работника, что он захочет сменить место работы, если ему предложили за тот же труд большую оплату, или за ту же оплату – меньшую занятость? Он просто продает себя наилучшим образом, вот и вся этика.

Государство

Теперь посмотрим на то, какое место во всей этой истории занимает государство. Не является ли оно тем благословенным источником этики, которое внесет хоть какие-то ростки справедливости в эту напрочь лишенную нравственности круговерть?
Здесь надо понять, что на государственной службе живут и трудятся точно такие же по-гайдаровски мыслящие граждане. «Только личная материальная заинтересованность человека в результатах собственного труда является стимулом для развития», — мы помним еще этот тезис.
Был чудесный такой мэр у нашего Великого Города. Звали его Анатолий Александрович Собчак. Это был человек старой такой отмирающей уже интеллигентской формации. А интеллигенция, если помните, объявляла себя совестью нации, хранителем ее нравственных основ. Удовлетворение в этом случае получалось не в материальном стяжании, а в чувстве собственного достоинства. С точки зрения христианской, хрен редьки не слаще. С точки зрения обывателя, воровать все-таки хуже, чем гордиться тем, что не воруешь.
Берусь утверждать, что в правление Собчака чиновники в городе взяток или совсем не брали, или брали как-то уж совершенно незаметно, в незначительных объемах. Как это сказывалось на жизни нашего Великого Города? Город пребывал в жутчайшей из депрессий за всю свою трехсотлетнюю историю, если не брать в расчет октябрь 17-го и годы военного коммунизма. Дороги покрылись ямами, фасады обветшали, во дворы и подъезды было страшно заглядывать.
И все это, заметьте, на фоне процветающей лужковской Москвы, где о взятках и откатах не судачит только ленивый. Дороги делаются, фасады красятся, новые дома строятся. Когда москвичи приезжали в Питер, им чудилось, что они попали на развалины Помпеи.
И вот, что показательно: развал города прекратился сразу же после того, как Собчака сменил новый, чисто конкретный губернатор со своей не менее конкретной командой. Мы с удивлением наблюдали, как быстро стали решаться вопросы. Как сразу появилась в городе дорожная техника, как поперло жилищное строительство! Да-да-да. «Личная материальная заинтересованность»чиновника, одна только она была способна раскачать ситуацию и запустить процесс преображения Великого Города, который не останавливается, кстати, и до сих пор.
Каждый предприниматель знает, насколько малоприятен чиновник, берущий взятки или откаты. Но каждый еще лучше знает, насколько невозможно работать, когда чиновник не берет вообще. Тогда он просто тянет дела месяцами, а на твои запросы отвечает отписками. И здесь у него тоже работает своя «личная материальная заинтересованность». Только здесь это уже просто забота о постоянной зарплате, льготах и персональной пенсии. А также страх, что он может совершить какую-то непростительную ошибку, отчего лишится вдруг всех этих благ.
Что еще хотелось бы отметить. Чиновников у нас не любят. Не любят страшно. Не любят все. Мы потребители не любим. Мы работники не любим. Мы предприниматели не любим. Никто не любит.
Вот мой покойный дедушка, помню, не любил Чубайса. Понятно, почему. Он же, по уверению деда, да и не его одного, всю страну разворовал. Ну, разворовал – не разворовал, не мне судить. Не знаю. Да только ругаться-то чего? И вот я все это слушал-слушал, да возьми однажды и скажи:
- А меня, дед, тут одни друзья с Чубайсом познакомили. Посидели, поговорили. Похоже, я ему понравился. Приглашает меня в Москву своим заместителем. Представляешь, дед, денег заработаю, дом на Майорке куплю, яхту. Тебя к себе заберу.
Прослезился бедный мой дед. Сказал, что всегда верил в мое большое будущее.
Вот и висит вопрос в воздухе: за что ж мы этих чиновников не любим?

Причины неравенства

Надо признать, конечно, что материальное неравенство было всегда.
Гайдар Америки не открыл. Он просто вернул постсоветских индивидов от коммунистических идеологем к обычным принципам человеческого стяжания. Хватит и нам пребывать  в марксистских иллюзиях некоего социального прогресса. Падшая человеческая природа всегда одна и та же. «Только личнаяматериальная заинтересованность человека в результатах собственного труда является стимулом для развития». Падший человек всегда стремился подальше от этики и всегда тянул на себя. У кого-то было больше сил, у кого-то меньше. Кто-то был ближе к власти, кто-то дальше.
Откуда такое особенное неравенство в современной России? Я бы рискнул отметить следующие причины.
Не все могут быть предпринимателями.
Это факт. По опросам в стране сейчас только 4.5 процента работоспособного населения являются предпринимателями. Если мы спросим остальных, они ответят, что это не их призвание. Я у себя на Севере пытался множить предпринимателей. Помогать им. Ничего не получается. Кто за 20 лет им не стал, тот уже  не станет. Посмотрим, на что будут годны молодые.
Разнородный экономический потенциал регионов.
В Москве, Питере и Ханты-Мансийске всегда будут жить лучше, чем в Архангельской деревне. Также в стране есть обжитые места, куда не ступит нога инвестора никогда. Когда бывшая глава Минэкономразвития приговаривает 96% моногородов к вымиранию, она делает это не от злого сердца. Она реально понимает, что инвестор, для которого  «только личная материальная заинтересованность человека в результатах собственного труда является стимулом для развития», туда не придет ни при каких обстоятельствах.
Мезенцы могут сколько угодно сетовать на то, что государство инвестирует в Кавказ и забыло про поморов. Но в Кавказе экономически мотивированные чиновники видят бездну перспектив: туристических, курортных, каких угодно, даже перспективу обзавестись там собственным жильем на старость. А какие перспективы они должны видеть в поддержке поморов, в попечении о крайнем Севере? Неужели заботу о людях? Бросьте, почитайте предыдущие главы.
Приватизация 90-х.
Здесь все понятно. Самые активные взяли себе все. Государство решило отдать. Они и взяли. Явно, что большинство из нас в этой гонке просто не участвовало. Поэтому претензии наши больше завистливо теоретические, чем по существу. Людей, которые могли бы в сердцах сказать «Я тоже претендовал на долю в Кировском Заводе, а он меня подвинул», может быть, несколько сотен на страну. Ни на что мы не претендовали. Когда собственность забиралась за гроши или по сговору, мы пребывали в растерянности, мы просто жили как жили и не участвовали в процессе.
Усиление роли государства и государственных корпораций в последнее десятилетие. Здесь мы наблюдаем случай, описанный ранее. Когда заказчиком и потребителем выступает государственный чиновник или чиновник из госкорпорации, рынок перестает работать. Предприниматель продолжает покупать рабочую силу на конкурентном рынке труда за минимально возможные деньги. Продукцию при этом он продает по нерегулируемым рынком ценам. При этом сверхприбыли получают и предприниматель, и чиновник.
У государства все больше денег. Оно все больше само инвестирует, потому что у чиновников все выше мотивы эти деньги инвестировать (см. историю про Великий Город). Предприниматели получают все больше заказов. При этом рабсилу они по-прежнему стараются купить дешевле и дешевле. В итоге, как говорил мне один московский банкир:
- Если Европа, Америка и даже Израиль дали своим национальным экономикам новое дыхание за счет строительства дорог. То от строительства дорог в России лучше стало только двум странам Узбекистану и Швейцарии. В первую посылают все свои заработки дорожные рабочие. Во второй хранят заработанные сверхдоходы чиновники и приближенные к ним предприниматели.

Какие есть варианты?
С точки зрения обычной, стяжательской, есть два пути: правый и левый.
Правый путь.
Снизить регулирование экономики. Снизить налоги. Забрать у государства функции инвестора. Распродать госкорпорации. Распродать и разукрупнить естественные монополии. Создать максимально благоприятные условия для частной (стяжательской) инициативы. Считается, что все выправится само. Бедные будут становиться все более предприимчивыми. Богатые перестанут покупать дома и яхты, а также вывозить деньги в Швейцарию. Станут инвестировать и инвестировать, создавать новые рабочие места. Конкуренция на рынке сбыта заставит производителей продавать продукцию дешевле. А снижение конкуренции на рынке труда за счет появления новых рабочих мест позволит работникам требовать себе более высокую оплату.
Плюсов много. Минусы и риски тоже очевидны. Страна большая. Расходы на выполнение госфункций сумасшедшие. Армия пенсионеров, чьи финансовые достижения были похоронены вместе с советской властью, составляет не менее трети населения и практически равна населению трудоспособному. Их всех надо чем-то кормить. Армия, призванная защищать страну, при наличии непрестанных внешних и внутренних угроз требует  все больше средств.
Опять же инфраструктурные проекты, на которые государство нынче не жалеет денег. Понятно, что ни один предприниматель не будет создавать инфраструктуру ни на Дальнем Востоке, ни на Кавказе за свой счет. Только госчиновники способны так безоглядно тратить государственные деньги. Да, воруют. Но мосты и дороги все же появляются.
Опять же немаловажный момент при открытости рынков: угроза возможного подрыва национальной безопасности. Иностранцы придут и все скупят. Истории про исчезновение целых процветающих отраслей советской экономики, когда они в 90-е попали в лапы к своим западным конкурентам, впечатляют.

Левый путь.

Национализировать ресурсодобывающие отрасли.  Ввести прогрессивную шкалу на доходы. Ввести налог на роскошь. Деньги аккумулировать в государственных органах, откуда распределять их среди нуждающихся. А так же непосредственно с помощью государства развивать национально важные отрасли, поддерживать немощные регионы. Еще больше инвестировать в инфраструктуру. Дать больше денег из бюджета потребителям (врачам, учителям, пенсионерам, военным), чтобы они сами вкладывали их в продукцию и тем самым развивали отечественную экономику.
Тоже много плюсов. Но и минусов немало. Про то, как чиновники будут тратить и распределять попавшие в их лапы деньги, мы уже говорили. Все также, в духе стяжательства. Что сделает русский предприниматель, у которого станут отбирать большую часть прибыли? Правильно, уйдет в тень. Станет доходы прятать. Начнет и бизнес сворачивать. Иностранный инвестор так тот вообще не придет к нам никогда. А тот, который уже пришел, сбежит сразу же. Резкое увеличение социальных выплат приведет к росту инфляции. Так как конкуренция в стране пока слабовата, особенно на местах и среди госмонополий, цены просто вырастут и все. Потребитель попросту не почувствует улучшения. А если и почувствует, большую часть появившихся дополнительных средств потратит на товары импортного происхождения или на поездки заграницу.

Что же со всем этим делать нам, православным?

Ну, прежде всего, дать себе отчет, что мы, христиане, также изгнали этику из всех изложенных выше экономических отношений, как и весь остальной мир.
Да, мы хотя бы не воруем, как презренные чиновники. И не дерем три шкуры с потребителей и работников, как наши алчные предприниматели. Наша гордость житейская уверяет нас в этом каждодневно.
Но сластолюбие и стяжание являются определяющим мотивом, когда мы вступаем в эти отношения в качестве работников и потребителей. Нам неприятно об этом слушать от человека, который сам стяжает в отдаленных районах крайнего Севера, но совершенно очевидно, что это так.
Ну, допустим, мы поняли. И что дальше?
Дальше нужно все же разобраться, а какова доля зависти в нашей личной тяге к справедливости. Насколько мы печемся о перераспределении богатства именно тех, у кого богатства больше, чем у нас? В зависти вообще нелегко признаться. Наша самооценка редко допускает существование такого несимпатичного чувства в нас самих. Но, скорее всего, мы ею больны, также как и всеми прочими болезнями. Как бы ни было это нам неприятно.
Затем, надо перестать, наконец, обожествлять государство. Перестанем тешить себя надеждой на построение справедливого государства. Перестанем требовать от государства невозможного. Государство не освящает собой людей, которые становятся чиновниками и начинают действовать от лица государства. Какие бы совершенные люди туда ни приходили. Люди всегда одни и те же.
Отвратительное государство было до 17-го года. Омерзительное – с 17-го по девяностый. Ужасное – в 90-е года. Совершенно гадкое сейчас.
Дорогие христиане, христианский опыт не знает таких духовных законов, по которым можно было бы построить что-то толковое на земле. Не знает. Царствие Божие на земле не строится. Оно внутрь нас есть. И точка. Там внутри, в сердце и будем созидать.
Этика начинается, продолжается и оканчивается жертвой. Нету жертвы, нету этики. И Царствия Божия тоже нет.
Стяжание побеждается раздаянием. Не государство должно водворять в обществе справедливость и равенство. Мы сами должны, преображаясь во Христе, приближать материальный достаток бедных к своему уровню достатка. Люди вокруг нас бедны потому, что мы сами – плохие христиане. Понятно, что мы второе поприще ни с кем не проходим и нижнюю рубашку никому не отдаем. Нам и самим нелегко. Да еще и некогда. Вот так.
И вот еще что.
Олигарх не отдал свои шестнадцать миллиардов. И чиновник не перестал воровать. Просто потому, что они не христиане. Нам открылся свет Христов, а им нет.
А они не христиане по одной простой причине – они в нас, христианах, не увидели свет Христов. Даже не то, что свет. Они попросту не увидели никаких отличий. Мы такие же, как они. Вот и все.
Мне лично к сказанному добавить нечего.