Об истинном христианстве

ВЯЧЕСЛАВ МАТВЕЕВ 
"А, собственно, что повелел соблюдать Христос? Повелел ли он, например, поститься (я имею в виду дисциплинарные посты)? Нет. Повелел ли Он ходить на службы? Тоже нет. Повелел ли Он встраивать себя в определенную религиозно-этническую субкультуру? Тоже не повелел. Повелел ли Христос ставить свечи и писать записки? Ни слова об этом мы не находим в Евангелии." Игумен Петр (Мещеринов) о недавно переведенной им книге Иоганна Арндта "Об истинном христианстве, внутренней духовной жизни современных христиан и пастырской педагогике".

— Отец Петр, недавно вышел ваш перевод книги Иоганна Арндта «Об истинном христианстве». О чем эта книга и почему ее появление в русском переводе так важно для современных людей?
— Эта книга полностью соответствует своему названию: ее главная тема — внутренняя жизнь во Христе. Ее появление — в 1605 году — было обусловлено контекстом: так называемым «кризисом благочестия» в Лютеранской Церкви, когда для христиан достаточным считалось только содержать правое учение, а сама духовная жизнь отошла на второй план. Арндт как бы восстановил ее в правах. Время шло, контекст уходил в прошлое, а книга оставалась необыкновенно популярной и востребованной и последующими поколениями.
— Святитель Тихон Задонский рекомендовал современникам изучать книгу Арндта…
— Да, он советовал читать Библию, после нее Арндта, «а в прочие книги как в гости прогуливаться». Конечно, для современного читателя книга может быть тяжеловата. Она не «системна», это, скорее, огромная поэма о духовной жизни. Арндт все время возвращается к одним и тем же темам: покаяние, молитва, любовь, смирение перед Богом, внутренняя жизнь во Христе.
— Дает ли книга какой-нибудь практический навык человеку, который делает первые шаги на пути к Богу? Или речь идет о высшем идеале, к которому каждый христианин должен стремиться?
— Скорее, второй вариант. Практические советы дает автор следующего, XVIII века, переводами которого я занимаюсь в настоящий момент, — Герхард Терстеген. У Арндта более общие рассуждения. Хотя в конце второй книги он касается, к примеру, темы высоких духовных искушений. Он рассматривает ее с практической точки зрения и дает много ценных советов.
Хотя и для начала христианской жизни Арндт может быть весьма полезен, потому что много говорит о покаянии — как через покаяние входят в истинное христианство и постепенно доходят до вершин духовной жизни.
— Как священнослужитель Русской Православной Церкви, что вы можете сказать о состоянии христианской жизни сегодняшних православных?
— На мой взгляд, современное состояние духовной жизни в нынешнем православии оставляет желать много лучшего.
— С чем это связано в первую очередь?
— В первую очередь с тем, что то, что было сердцевиной размышлений того же Арндта — внутренняя жизнь во Христе – как мне кажется, не является сегодня центром внимания нашей общецерковной общины.
— Почему? Сегодня человек не понимает, ради чего он пришел в Церковь? В поисках Христа или чего-то иного?
— Приходить в Церковь можно по разным соображениям. Давайте будем рассматривать только тот вариант, когда человек приходит в Церковь действительно в поисках Христа. В этом случае ему придется трудно. Придется пробиваться ко Христу через многие исторические, традиционные, псевдо-традиционные, культурные, субкультурные, идеологические и прочие вещи. Не у всех это получается. Это требует и мужества, и знания, в какую сторону идти.
А главным образом этому препятствует отсутствие соответствующей проповеди и пастырского назидания, потому что человек, приходя в храм, с амвона слышит много чего, но как именно жить со Христом, услышать можно довольно редко. Так же и в личном духовническом окормлении: человеку расскажут о том, как нужно поститься, как читать утренние и вечерние молитвы, что вычитывать пред Святым Причащением и так далее, но опытом внутренней жизни во Христе, боюсь, поделится с ним мало кто. А ведь он ради этого пришел в Церковь…
— Как быть с такими многочисленными преградами? К кому обращаться за советом?
— Я об этом много лет говорил и писал. У нас нет церковной педагогики, методологии пастырского обращения с людьми, уже много лет пребывающими в Церкви. У нас есть, скажем так, педагогика внешнего воцерковления, когда человека учат тому, как правильно вести себя в церкви, как верно выстроить свою обрядовую жизнь. Разумеется, ему преподаются важные советы относительно покаяния, исправления жизни, но это касается новоначального этапа.
Многие священники, не только я, видят, что люди, будучи уже 10-15 лет в Церкви, хотят развиваться — ведь по Евангелию нам и положено развиваться, — но не получают такого развития, потому что никто не может сказать, а что, собственно, таким людям делать. Еще больше читать канонов? Еще строже соблюдать посты? Еще более внимательно вслушиваться в богослужебные тексты? Класть больше поклонов? Жить в браке без плотского общения? Постричься в монахи? В итоге получается, что воцерковление оборачивается встраиванием человека не более чем в определенную субкультуру, которая до определенного момента помогает ему внешним образом что-то познавать в христианстве, но потом во многих случаях может стать и препятствием для дальнейшего христианского развития.
— Какие же причины такого положения вещей?
— Давайте попробуем рассуждать, как говорится, «от печки». Христос говорит апостолам: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам» (Мф. 28:19-20). А, собственно, что повелел соблюдать Христос? Повелел ли он, например, поститься (я имею в виду дисциплинарные посты)? Нет. Повелел ли Он ходить на службы? Тоже нет. Повелел ли Он встраивать себя в определенную религиозно-этническую субкультуру? Тоже не повелел. Повелел ли Христос ставить свечи и писать записки? Ни слова об этом мы не находим в Евангелии.
Говорили ли апостолы, что общение с Богом, жизнь во Христе достигается только посредством замыкания человека в сакральное церковно-ритуальное пространство, причем исключительно византийского обряда? Ответ очевиден. И так далее.

А что же тогда повелел Христос? Он заповедал нам, если можно так выразиться, «повседневное христианство».

Обратимся к Нагорной проповеди или к апостольским посланиям, которые как раз дают нам правила христианской жизни — к примеру, к 12-й главе Послания к Римлянам, и мы сразу увидим, что? нам велит Господь, и Сам, и через Своих апостолов. Среди этих повелений то, что мы сейчас называем «церковностью», занимает 0,1%. Христос повелел креститься. Христос повелел совершать Евхаристию в Его воспоминание. Апостолы заповедали совместно молиться. Вокруг Крещения, Евхаристии и совместной молитвы выстроилась определенная внешнецерковная среда, но в Первенствующей Церкви она была подпоркой и средством для жизни во Христе, прежде всего, личностей, а затем уже общины, складывающейся из таких личностей.
А дальше, со временем, произошла следующая вещь. В сознании христиан между жизнью во Христе, жизнью с Богом, или, как говорит святитель Феофан Затворник, «богообщением» и внешнецерковным богослужением был поставлен знак равенства. Это, конечно, отдельный разговор, почему так произошло, что общерелигиозная ритуальность подменила собой специфическую христианскую духовность; но, во всяком случае, сегодня это привело к тому, что вот, человек узнал о Христе, узнал, что Он основал Церковь, которая есть столп и утверждение Истины. Человек входит в Церковь и спрашивает, что ему делать. А ему говорят: «Встройся в нашу обрядовую систему и дальше просто в ней живи, постоянно повышая уровень проникновения в эту обрядность, и она сама тебе всё даст».
Но с Евангелием это не совсем соотносится. Ведь от христианина требуется личная, сознательная, повседневная христианская жизнь, не ограничивающаяся пребыванием в каком-то выделенном сакральном пространстве в определенное сакральное время. Ей, несомненно, помогает все, что содержит Церковь, но сама по себе эта внутренняя жизнь во Христе больше обряда, важнее подпорок, значительнее и полнее всех внешних средств, и в определенном смысле может существовать и без них.
А теперь давайте опросим наших прихожан после воскресного богослужения, как они понимают эту личную, сознательную, повседневную христианскую жизнь. Было бы крайне любопытно провести такой опрос. Боюсь, большинство просто не поняло бы, о чем их спрашивают.
Вот здесь я и говорю о главной проблеме нашей церковной жизни: налицо то самое отсутствие церковной педагогики, которая способствовала бы внутренней жизни повзрослевшего, уже не новоначального христианина. И речь идет именно о методологии, потому что частный человек может найти частного пастыря, с которым, если ему повезет, он может решить свои вопросы. Но общей пастырской методологии у нас нет. И нам, к сожалению, не на что даже опереться.
В этой связи я и занялся переводом ранних протестантов. Одним из побуждений к Реформации было то, что церковная действительность перестала питать внутреннюю христианскую жизнь людей. Поэтому раннепротестантская мистика — это очень полезная вещь, в которой мы можем многое почерпнуть. В частности, ответить на вопрос: как быть человеку, который уже от внешней церковности всё получил, а внутреннюю жизнь во Христе еще не обрел.
— Вы говорите об отсутствии пастырской педагогики, отсутствии методологии. Это и препятствует дальнейшему развитию христиан и является основанием для их ухода из Церкви?
— Как и приход в Церковь, так и уход из нее может быть вызван многими причинами и иметь разные степени. Но мы говорим именно об искренне ищущих Христа людях. Такие на самом деле не уходят из Церкви Христовой — куда им идти? Они, скорее, отходят от внешней церковности именно в силу того, что убеждаются, что она свой резерв для них исчерпала.
— Кто должен формировать эту методологию?
— Такие вещи должны вырабатываться сами. Это как с частым причастием. Сотни лет православные христиане причащались редко. Но вот люди осознали необходимость более частого причащения — и «явочным порядком», хотя и не без сопротивления, в сегодняшней церковности нормой уже является причащение частое.
Так и с нашей темой: очевидно, что процесс уже идет, проблема начинает осознаваться.
— Как вы это ощущаете?
— Вот самый свежий пример — появление нашумевшей «Исповеди послушницы». Люди начинают постепенно понимать проблему расцерковления. Раньше, лет восемь назад, за этот термин, когда я писал об этом, меня ругали.
— И какой тут может быть выход?
— Здесь трудно давать какие-то прямые рецепты. Но я бы обратил внимание на апостольский принцип, который сейчас, похоже, совершенно отменен в нашей церковной жизни. Имею в виду вариативность, о которой так ярко говорил апостол Павел в 14-й главе Послания к Римлянам. Вот мы ищем ответа на вопрос, что отталкивает людей от Церкви, что приводит к расцерковлению. Я думаю, что, в том числе, и забвение этого принципа. Веками происходило превращение Вселенской Церкви Христовой в некую субкультуру, то есть сужение, лишение человека вариативности, свободы. Так называемая «традиция» — в данном случае плохая традиция, «предание старцев» (Мк. 7:5) — цементировалась, а теперь мы опираемся на нее как на «веру отцов». Но если мы откроем Новый Завет, то принцип вариативности окажется чуть ли не основным в Церкви.
Что я имею в виду? Вот апостол Павел пишет в этой главе о посте: нужно тебе поститься — постись, не видишь в этом необходимости — не постись. «Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его» (Рим. 14:3). А церковная власть должна следить за тем, чтобы и постящиеся, и непостящиеся христиане пребывали в мире и согласии между собой — чтобы исполнялась та древняя замечательная и глубоко церковная максима, принцип, о котором говорит блаженный Августин: «В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь».

Идеология, которая свойственна нынешним православным, — чтобы все непременно «ходили строем», как один постились, молились, а малейшее отклонение от этого является ересью и «изменой Православию». Такому никак не должно быть места в Церкви Христовой.

Церковная история свидетельствует, что в первые века в Церкви была вариативность. Необходимо к ней вернуться и сегодня. Это очень важно, так как люди разные. Одному, действительно, приносят большое удовольствие многочасовые службы, а другой от них «расцерковляется». Но от того, что человеку просто по его устроению не подходит наш единственный вариант зацементированного византийского богослужения — этого многословия поздней античности, он не должен чувствовать себя так, что Церковь для него «кончилась», что он ей чужд. Это и о Церкви свидетельствует плохо — значит, ей больше нечего предложить людям, кроме как обязательного для всех одного варианта проговаривания и пропевания молитвенных текстов, сопровождаемого теми или иными ритуальными действиями (я не имею в виду Таинство Евхаристии). Но ведь и действительно христианство к этому не сводится!
И как раз именно с этого можно практически начать, я думаю. Если говорить о богослужении: в большом городе ведь это можно попробовать устроить. Один приход служит на славянском шестичасовую службу, другой — на русском часовую службу, третий на греческом, четвертый по дониконовскому чину и т.д. Люди ходят, куда им нравится, а церковная власть следит за тем, чтобы никто друг друга «не угрызал и не съедал» (Гал. 5:15).
То же и в личной пастырской практике (и так уже происходит, если священник — настоящий пастырь Христов, а не фарисей): не может уже человек поститься — ну пусть не постится, только других этим не соблазняет, в полном соответствии со словами Апостола.
Надо сказать, что Русская Церковь к этому шла. В Российской империи жизнь Церкви была унифицирована, но при этом достаточно свободна. На одних приходах служили так, на других — по-другому. Например, в придворных соборах всенощная должна была длиться не больше часа. Монастыри были разные, не было одного устава. Были уставы общежительные и штатские в монастырях. В некоторых структурах православного государства (в армии, на флоте) посты, кроме Великого (и того послабленного), были отменены… И так далее. Поместный Собор 1917-1918 годов готов был осмыслить все это и многое изменить в церковной практике. Но, увы, это не осуществилось.
В советское время Церковь имела одну задачу — выжить. А после советского периода наступила обратная реакция — активное восстановление внешней церковной жизни. Но теперь этот импульс исчерпался, и сегодня на первый план начали выходить те проблемы, от которых отталкивался еще Собор 1917-1918 гг. и которые при советской власти были задавлены, а в первое постсоветское время пространства для проявления не имели.
Сегодня, когда храмы восстановлены, внешняя церковная жизнь обустроена, люди начинают обращаться к истокам того, что такое Церковь, для чего она нужна и т.д. Процесс абсолютно естественный и, на мой взгляд, вполне оптимистический.
— Какова ситуация в современных семьях? Нередко дети, воспитывающиеся православными родителями, первые отходят от Церкви.
— В Российской империи был традиционный уклад жизни. В советское время он сменился укладом атеистическим, безбожным. Церковные семьи этому сопротивлялись. А сейчас время поисков, «нащупывания», перехода от имперско-советского к свободному секулярному существованию. Это объективный процесс, как бы ни была сильна «обратная реакция».
За 25 лет нашей церковной свободы был осуществлен опыт внутрисемейного воцерковления по лекалам прошлого. И стало очевидно, что многое восстановлению не подлежит, что обрядово-субкультурный путь ни к чему не приводит. Дети, становясь взрослыми, отторгают это от себя, расцерковляются, отходят от Церкви.
Я не вижу в этом трагедии. Это, наоборот, нужно осознать, как задание Божие для нас. Значит, в будущем церковные люди, благочестивые мамы и папы, будут думать, как им быть в такой ситуации. Ответы на эти вопросы должны искаться соборным разумом. Современнику этих процессов трудно их «уловить»; точно напишут об этом историки в будущем.
— Не пришло время для обобщения современного опыта?
— Пока нет, мы живем, можно сказать, в самой середине этого времени. Мы можем только фиксировать текущие процессы. Многие недовольны современной церковной жизнью по тем или иным причинам, а на мой взгляд, наше время — прекрасное, потому что сегодня, если человек на самом деле хочет жизни со Христом и во Христе, он имеет возможность найти такую меру внешней церковности, которая была бы ему полезна и не подменяла бы внутреннюю жизнь, из-за чего, собственно, и происходит расцерковление.
— А как быть с теми, кто находится в состоянии расцерковления? Есть ли шанс вернуть все назад? Ведь человек, разочаровавшись в этой внешней церковности, может решить для себя, что будет жить во Христе, но за церковной оградой. Верен ли этот путь?
— Ну, во-первых, назад ничего вернуть нельзя. Во-вторых, жить во Христе совсем уж за церковной оградой невозможно.
Тут вообще перед нами стоит проблема того, что Христос как бы «растворен» в нашей церковности. И человек, отказываясь от церковной жизни в силу тех или иных обстоятельств, чаще всего уходит и от Христа, потому что с самого начала вся наша проповедь слишком отождествляет Церковь и Христа; а на самом деле это не одно и то же.
— Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду.
— Я имею в виду, что Церковь не есть самостоятельная духовная ценность. Говорю сейчас не о мистическом Теле Христовом, а об институциональной, земной церкви, чья задача, говоря словами средневековой формулы — «чисто проповедовать Евангелие и право (то есть правильно) преподавать Таинства». То есть дать человеку богообщение, его охранять, поддерживать, развивать — но не более того.

Церковь не самоценна, а является «другом Жениха», как говорил Иоанн Предтеча, и Жениху — Христу, надлежит расти, а церкви умаляться (Ин. 3:29-30). И поэтому, если говорить о какой-то общей методологии пастырской педагогики, первым пунктом здесь должно стоять, что Христос и душа общаются без посредников, и что Церковь — это, повторим еще раз, не некая самоценность, а «друг Жениха», подпорка и ограждение для жизни во Христе.

Начало всякой церковной педагогики должно иметь в своем основании эту мысль: Церковь есть средство.
При этом нужно хорошо понимать христианскую иерархию ценностей. Вернемся к тому, о чем мы уже сказали: если возьмем тексты Нового Завета и посмотрим, что там говорится о Таинствах, о Крещении и Причащении, то это всего несколько текстов. Все остальное посвящено другому: жизни во Христе.
Так же должна быть настроена и Церковь. Ее задача — учить тому, что заповедал Христос, и именно в такой пропорции. Само?й церковности, как мы ее понимаем, внешнеобрядовой, должно быть меньше — во всяком случае, после этапа начального воцерковления. А внутренней жизни должно быть больше. Как это сделать? Не могу вам сказать, нужно соборно это обсуждать.
— В равных ли условиях находятся те люди, которые приходят на приход со сложившейся общиной, и те, кто приходит туда, где как таковой общинной жизни нет?
— Как мне представляется, это проблема второго порядка. Конечно, хорошо, если человек нашел приход с доброй общиной, но все же, на мой взгляд, начинается все с личных отношений человека с Богом. И очень часто община может подменить эти отношения. Община может строиться только на основании личностей, которые уже понимают и опытно знают, что такое богообщение, то есть правильные личные отношения со Христом. Только во вторую очередь из таких личностей складывается община, а не наоборот. Община как таковая не дает человеку богообщения.
У нас после советского опыта под общиной может пониматься неизвестно что. К примеру, коллектив атомизированных людей, объединенный той или иной идеологией. Такая традиция советского коллективизма, перенесенная на церковную почву (как и многое из советского у нас перенесено на церковную почву), может только навредить.
— Отец Петр, когда наступает это самое общение с Богом? С чего оно обычно начинается?
— Это вещь сугубо индивидуальная. Опыт говорит, что оно непременно дается всем, кто сознательно обращается к Богу. Начаток богообщения получает каждый человек в Крещении или Покаянии — это бесспорно. Другое дело — что с этим начатком делается потом? Он может быть заглушен, растрачен на встраивание в субкультуру, подменен этой самой субкультурой и т.д.
Вспомним притчу о сеятеле, там все варианты рассматриваются. И вот как раз задача (и главная задача) Церкви и ее пастырей — обратить на это внимание и культивировать и развивать начавшееся богообщение.
— Вернемся к переводу книги Арндта «Об истинном христианстве», которая свидетельствует о высшем идеале для каждого христианина, о богообщении и жизни во Христе. Церковь готова предоставить сегодня определенный инструментарий для достижения этой цели?
— Думаю, сейчас мы не найдем здесь церковного единства. Потому что если поставим этот вопрос перед общецерковной аудиторией: «Наша цель — жизнь во Христе?», большинство с этим согласится (я надеюсь). А следующий вопрос — каковы пути? А пути будут разные.
— Они и должны быть разными…
— Я к этому и подвожу. Поэтому и говорю, что, может быть, одна из самых главных вещей, о которой в связи с этим стоит задуматься, — это возвращение, требуемое самим ходом вещей, той многоукладности, о которой говорил апостол Павел. Чтобы людям была предоставлена бо?льшая свобода.
Вот у нас сейчас один монастырский устав, до революции было несколько. А если взять опыт католических стран, там не только множество орденов со своими уставами, но есть, к примеру, и общины мирян, которые живут по-монашески. То есть наличествует многообразие церковного опыта.
И если сейчас думать о каких-то конкретных шагах, стоит начать, как мне кажется, именно с этого, а дальше смотреть, как Господь поведет Свою Церковь. Мы верим, что Дух Святой не оставляет ее, но при этом порой сами очень сильно сопротивляемся Ему…
И конечно, если действительно захотим что-то менять в жизни нашей общецерковной общины, нам непременно потребуется определить, что? есть главное, а что второстепенное — так, чтобы ясно проартикулировать, что не может быть главным, скажем, почитание Ивана Грозного или что-то вроде этого.
Поэтому, возвращаясь к тому, что будет написано в наших пастырских методичках: первый пункт мы уже определили — Церковь есть друг Жениха. Вторым пунктом уже пойдет определение того, что главное, а что второстепенное.
Вообще это очень ведь важно и интересно, этим как раз и должен заниматься соборный разум Церкви. А в том, что церковная мысль, церковная интуиция жива, я не раз мог убедиться, чему очень рад.
— Значит, есть перспектива?
— Жизнь не остановишь, и Церковь Христова будет пребывать на земле до скончания века, и врата адовы не одолеют ее (Мф. 16:18). А формы церковной жизни под влиянием условий времени неизбежно будут меняться — сначала внутренне, а затем и административно. В этом смысле я оптимист и уверен, что впереди у нас много интересного.