Торжество Православия – разве только в иконах?

Все мы знаем историю праздника Торжества Православия, установленного в честь победы над иконоборческой ересью. Но собственно изображения сакральных образов в Торжестве Православия вторичны – утверждает священник Константин Камышанов, рассуждая о богословском смысле праздника.

Невероятно – как могли христиане несколько сот лет убивать друг друга из-за разного отношения к иконе? И не только убивали, но и жгли, мучили, пытали, грабили, ссылали в Тмутаракань.

Да что ж это такое было?

У нас в России сегодня все проще. Кому-то нравятся иконы подобные раскрашенной литографии. Кто-то признает за иконой только изображение на доске в византийском стиле.

Против типографского и фотографического производства сакральных образов активно выступал Л.А.Успенский, считая бумажную икону подделкой. Известный богослов иконы писал:

«Грань между допустимым и недопустимым в веществе пролегает там, где материя теряет свою подлинность и характер, начиная выдавать себя за нечто иное, чем она есть, то есть также создавая иллюзию».

Однако, бумажными иконами утешались христиане в годы советских гонений, им молились – и язык не повернется сказать, эти бумажечки создавали иллюзию и свидетельствовали о лжи.

Все по-разному
.
У кого-то икон в доме почти нет. У кого-то ими облеплены стены. Кто-то целует иконы, кладет их на себя, ползает под ними на четвереньках и собирает ватки, остающиеся после протирки доски. Кто-то молится иконе и разговаривает с ней, как с живой, ожидая от нее произвольного чуда. А кто-то относится к ней, как к фотокарточке, присланной из Рая.

Но не слышно было, чтобы эти разные люди доходили до убийства из-за разного почитания икон. Ну, спорят, ну, недовольны друг другом, но убивать или даже преследовать – это слишком.
В конце-концов, в Символе веры нет того, что кто чтит иконы, тот христианин. И верим мы не в иконы. И они – не основа веры. И не тем мы отличаемся, не тем возвеличиваемся против инославных.

Причина иконоборчества находилась в другой проблеме.

Основная причина смертоубийства, царившего в Византии во время иконоборчества, была не богословская причина, а гражданская война. Убивали императоров. Патриархи стали разменными ферзями, которых политики, назначали и свергали, как крепостных слуг. Их двигали и ими манипулировали, не боясь ни Бога, ни Церкви, ни людей. Простых священников то увольняли всем скопом, то сажали в тюрьмы, а то и просто убивали за принадлежность к иной партии.

В те времена императоры Восточной империи могли с легкостью придумать новый церковный праздник, подогнать свои личные победы под какую-то наукообразную причину и подарить новый праздник изумленному миру.

Это было время произвола и насилия над Церковью.

Ужасное время разгула цинизма и разрухи окончилось победой партии, почитавшей иконы.

Но что особенного было в этой заварухе в небольшой стране на краю Европы?

Гражданская война в Византии, казавшаяся ромеям вселенским событием, для нас заурядное событие из истории Средних веков. Нам понятен их пафос и желание придать своей победе вселенский и церковный характер Нам очевидна зависимость от императоров.

Нам то что?

Как отделить маленькие победы маленьких императоров от великого Торжества Православия?

Все зависит от точки зрения на событие. Для империи Церковь с ее проблемами иконопочитания была только одним из игроков на поле политики, причем не самым важным.

Для Церкви весь смысл гражданской войны казался лишь только эпизодом споров об иконах. Поэтому эту длинную гражданскую войну Церковь рассматривает через призму разного отношения к иконам.

Оставим в покое политику и попытаемся оставить одно лишь богословие. Нам нужно отслоить временные и личностные факторы и постараться увидеть реальные проблемы Церкви и всей христианской цивилизации в том виде, в каком они возникли и были разрешены.

В чем смысл и проблема иконоборчества? Смысл – в отношении человека к Богу.
Все началось с того, что Церковь не сразу стала чистой, и в ней все еще оставалось языческое представление и Божестве, как о сумме божков. В нее влились язычники, полуязычники, четверть-язычники и просто неверующие, благодаря тому, что она стала частью института императорской власти.

Поэтому в ней существовало достаточно много людей, которые, утратив греческих богов, делегировали их полномочия святым, источникам, деревьям и даже иконам. Как и сейчас, тогда было много людей, уверенных в том, что одна икона помогает при зубной боли, а другая спасает от пожара и огородных вредителей, а источник может исцелять.

Почитание доходило до такого абсурда, что люди могли соскабливать краску с иконы и есть ее в надежде исцеления. О чем-то похожем свидетельствуют новгородцы, описывая, как крещеные чухонцы мазали губы икон медом.

Мазали иконы или пили с них воду, как это могло быть связано с Торжеством Православия? Православие торжествовало бы даже тогда, когда никаких икон бы не было вовсе. Ведь великолепие и победа Православия совсем не в иконах!

И если Торжество Православия не связано с иконами, то над чем оно восторжествовало?

Как могло состояться это Торжество, если тогда не было еще ни католиков, ни протестантов, а были христиане восточного или западного обрядов?

Западные и восточные христиане в то время мирно между собой относительно мирно уживались, и им не приходило в голову, что разная форма литургии – это повод для раскола или ненависти. Тогда все были православные и члены единой Кафолической Церкви, не разделенные так, как это происходит сейчас. Сейчас бы зилоты назвали весь тот древний христианский мир экуменистами. Но тогда наших зилотов еще не было, и Церковь покоилась в единстве многообразия

Но что мы тогда празднуем, если все христиане были в то время православными, а гражданская война и ересь сотрясала лишь небольшую часть христианского мира?

Все обстоит гораздо интересней, а проблема лежит гораздо глубже, чем вопрос о живописи, её идеологии и её материалах. Суть спора об иконопочитании не в том, как относиться к доске с нанесенным изображением, а в том, что был утрачен первоначальная глубина слова «икона».

Икона по-гречески – это не картина темперой, а образ.

Икона в широком смысле – это печать Бога в материи. Или событие Его частного воплощения. Или отражения Божественного в творении. Оно как маленькое зеркало Бога.

Икон много. Так же много, как много и степеней Божественного воплощения. Градации этого воплощения примерно таковы.

Вселенная и природа – самый простой уровень.

Живой мир – степень повыше.

К образу Божию можно отнести не только предмет тварного мира, но и продукт совместных трудов Бога и человека, например, икону и Евангелие. Это тоже иконы, в широком смысле слова.

И венец – это человек. Икона икон. Поэтому при отсутствии икон можно молиться на образ Божий, запечатленный в верующем человеке. Или на груди человека можно совершить литургию, как это было во времена гонений.

Все эти степени воплощения объединяет одно – возможность перехода Богом границы мира. Иконоборцы полагали, что боговоплощение произошло только один раз и реализовалось во Христе. И после этого мир вернулся в статичное ветхозаветное состояние.

Иконопочитатели, напротив, были уверены, что мир кардинально изменился с приходом Христа, и что теперь Бог снисходит в мир непрерывно, всегда и везде.

Взгляд на мир иконоборцев был внушен им контактом с миром ислама. А ислам эту традицию принял из Ветхого завета. Вероятно, что Византия, терпя поражение от мусульман, решила повнимательней присмотреться к их опыту построения государства и духовной жизни и решила подкорректировать христианскую модель существования государства в пользу упрощения и рационализации.

Без сомнения мусульманская традиция оказала влияние на умы некоторых византийских правителей и даже клириков. Этот соблазн ислама и сегодня актуален и для Западной Европы и для России. У нас, дай волю, многие с радостью бы приняли православный шариат и джихад.

В ветхозаветной традиции мир людей и мир Бога не смешиваются, как существуют рядом в изоляции друга от друга масло с водой. В Ветхозаветной истории были медиумы – пророки, священнослужители, которые в индивидуальном порядке умеют беседовать с Богом и передавать от Него требования или послания своему народу. Сам народ не имел права беспокоить Бога и занимался мирным трудом, не отвлекаясь на Бога и не отвлекая Бога на себя.

Если бы победили иконоборцы, то мы бы просто вернулись в дохристианское состояние и просто стали бы одной из ветвей Ветхозаветного почитания далекого, непостижимого, отчужденного Властелина Вселенной, молчаливо взирающего на мир, но готовящего для него суд.

Этот подход, если развить его логику, де-факто аннулировал бы и само воплощение Христа.

Вопрос стоит так. Если Бог мог воплотиться в Иисусе Христе, в Его теле, то Он, в принципе, мог быть принят и всем остальным миром, в той степени, в которой части этого мира могут воспринять Божию премудрость и благодать.

То есть позиция иконопочитателей меняла древнее представление об отчужденности Бога от человека и мира на представление о близком Боге.

Боле того, отчужденный от Бога человек мог принять только роль наемника или раба. А человек, близкий к Богу, мог принять звание друга, со-трудника и сына, о чем и говорил Сам Христос. Это огромная разница двух подходов и была предметом спора. Стать Византии и Европе Азией – или воспринять достоинство Нового завета: вот как стоял вопрос.

Вопрос об открытости мира для Неба, о постоянном воплощении Бога во времени, учение о Фаворском свете – это не просто богословская позиция, это фундаментальная основа самоощущения человека новой христианской цивилизации.

Торжество Православия имело отношение не к католикам, а к миру Ветхого завета, к разному позиционирования себя Церкви, человека и Бога.
Победа иконопочитания означила для мира тот факт, что с приходом Христа Небо стало открытым навсегда и для всех, любящих Бога.

Так как Бог «недостижим и изолирован», то ветхозаветный мир «справедливо» решил, что изображать Бога нельзя, тем более рабу, который никогда не способен будет войти в замысел своего господина. Поэтому при таком подходе иконы не нужны. И иконами не воспринимается ни Вселенная, ни человек, ни Евангелие.
Но так решил не Бог, а люди, которые изолировали Бога.

Воплощение Христа, приблизило и сроднило Бога и человека. Человек стал свой Богу и смог отчасти уяснить Божий замысел о себе и узнать нечто глубинное о природе Бога – троичности. Поэтому новозаветный человек вполне допустил, что весь мир – это большая икона Премудрости Божией, и ему показалось, что возможно и создание иконы от себя – на доске.

Это грандиозное открытие Церкви о самой себе стало цивилизационной основой новой Европы и всего христианского мира, сознательно отвергшего возврат в ветхозаветное состояние.

Это стало началом осознания новой эпохи отношений человека и Бога, максимально приблизившего человека к райскому идеалу со-трудничества и любви с Богом. Теперь не только медиум – каждый человек мог напрямую общаться с Богом, договариваться с Ним и получать дары Святаго Духа. Теперь эти небесные сокровища выдавались не разом на весь народ, а каждому лично. Иконопочитание косвенно утвердило более высокий статус человека.

Бог стал ближе.

Конечно, Христос сразу предложил Церкви и человеку более высокий статус, и христиане им пользовались, но вот осознание дара и предложения Бога пришло только на Седьмом Вселенском соборе.

Что, собственно, мы и празднуем в этот день – новый договор Бога и Его народа. Новое исповедование Его народом истины этих отношений и есть Торжество Право-славия по сравнению со славлением Бога бесконечно далекого и неизвестного.

Это правильный подход еще и потому, что человек, любящий Бога, послужит Ему лучше, чем раб. Потому что человек, любящий Бога, полнее входит в Его замысел и более приближается к истине и правде.

А что до икон литографических, «софринских» или, например, икон Зинона, то мы знаем, что Богу они одинаковы. Это для нас они разные. Для нас одни из них живописные, литографические или «канонические». Мироточивость, чудеса и молитвенное общение может принести любой благочестивый образ, вне зависимости от технологий. Не надо указывать Ему, куда пойти, а куда ходить не надо.

Мироточить может и фотография иконы, и сама доска. Бог «идеже хошет, побеждается естества чин».

И нам не следует быть знатоками искусства и метафизки большими, чем Сам Бог.

Иконы совеем – не повод к расколу, к вражде. Боже сохрани, любя традиции иконописания, не нарушить вторую заповедь Божию о любви к человеку и увидеть прежде всего икону в человеке:

Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою.

Где доска – и где человек.

Торжество Православия – это как раз торжество этих двух заповедей, соблюдать которые и помоги нам, Господи!