Уроки матушки Ольги

Радиостанция «Град Петров» 

3 ноября 2013 на 99-м году жизни отошла ко Господу игуменья Ольга (Слёзкина), настоятельница Свято-Покровского монастыря в Бюсси-ан-От, связанного тесными духовными узами с двумя радиостанциями – «Голос Православия» и «Град Петров». О своих встречах с матушкой Ольгой вспоминают протоиерей Александр Степанов и Ольга Суровегина в программе Людмилы Зотовой «Встреча».

Людмила Зотова: Здравствуйте, дорогие радиослушатели! У микрофона ведущая передачи Людмила Зотова. В дореволюционном Петербурге в семье выпускника училища правоведения Ивана Михайловича Слезкина на свет появилась дочка Аленушка. Фрагмент из воспоминаний Ивана Михайловича: «Когда я вернулся домой со службы в день ожидаемого события, Екатерина Федоровна на пороге поздравила меня с прибытием Елены Ивановны. Маленькая Аленушка была с черными волосами, чудная толстая девочка. Это было 16 октября 1915 года. Уже в середине декабря мы переехали на Невский проспект, 140» – конец цитаты.
Вот так отсюда начался жизненный путь Елены Ивановны Слезкиной, ставшей впоследствии игуменьей Покровского монастыря в Бюсси-ан-От (Франция), игуменьей Ольгой. Сегодня мы уже можем говорить о полном ее земном пути, о земном пути в целом, так как он завершился совсем недавно 3 ноября 2013 года. Эту передачу мы не будем посвящать рассказу о жизни матушки Ольги. Есть книги, из которых мы можем об этом узнать достаточно подробно. В этой передаче мы попробуем поговорить о личных встречах с матушкой, о ее влиянии на судьбы людей, и ее роли, пусть не совсем заметной, в жизни нашего радио, радио «Град Петров».
Если кто-то приезжал в монастырь из Санкт-Петербурга, матушка Ольга непременно спрашивала про тех, кого любила какой-то особенной, поистине материнской любовью: «Как там отец Александр поживает? А что сейчас с Ольгой?» Отец Александр Степанов и Ольга Суровегина были для нее очень близкими и любимыми людьми, о которых она всегда молилась. О встречах с матушкой нам сегодня расскажет сам отец Александр. Здравствуйте, отец Александр!

Протоиерей Александр Степанов: Здравствуйте, Люда!

Людмила Зотова: Отец Александр, мы хотели бы, чтобы вы поделились с нами сегодня своим впечатлением от встреч с этим удивительным прекрасным человеком, жизнь которого началась на нашей земле, а закончилась на земле французской. Ваша первая встреча – где, как и почему она произошла?

Протоиерей Александр Степанов: Мы познакомились в 1990 году, когда я первый раз был за границей во Франции, именно в этом месте, в монастыре. Мое пребывание там было не случайным и не праздным. Это был семинар, который устраивали Евгений Евгеньевич и Елена Петровна Поздеевы, на который была приглашена группа относительно молодых людей из Петербурга, и такая же группа из Москвы. Нас было 10 человек из Советского Союза. Я был в числе тех, кто туда приехал. Игуменьей монастыря тогда была мать Феодосия, а мать Ольга была старшей монахиней. К тому времени она в монастыре была относительно не очень долго. Я не помню точно, 10 лет или 5 лет, как-то так. Но в монашестве она была уже около 40 лет, если не больше.
Она приняла монашество в миру. Она была секретарем владыки Мефодия во Франции и занималась очень много издательской деятельностью. В этом она, по-моему, больше всего ему помогала. Они издавали замечательный журнал «Вечное», который какое-то время пользовался популярностью и очень большим спросом здесь, у нас. Это начало 90-х годов. Это были совсем маленькие сборнички, выходившие ежемесячно. В них были, как в журнале, разные материалы. Было всегда что-то, связанное с церковным календарем, были какие-то беседы, наставления и так далее. Тогда, вообще, было мало духовных книг, но даже на фоне гораздо большего числа духовных книг и изданий эти журнальчики «Вечное», конечно, выделялись своим безукоризненным подбором материалов, которые были там собраны. Каждый был сделан с большой любовью, с большим знанием, с большим духовным каким-то тактом, я бы сказал.
Мы возили их тогда рюкзаками сюда, в Россию. Здесь раздавали. И у нас собралась полная коллекция этих сборников. Издавались они где-то с конца 40-х годов, я думаю. 1948-49-й год первые выпуски были, и до 80-х, я думаю, годов. Потом они стали издавать альманахи, такие сборники тематические, часто собирая материалы, которые были в разных журналах по какой-то теме, например, об Игнатии Брянчанинове, помню, был такой сборничек, и о других – о Патриархе Тихоне, разные были.
Я так понимаю, что матушка Ольга, прежде всего, занималась вот этим, очень много уделяла этому времени, сил, еще будучи монахиней в миру. Когда, вообще, получилось, она рассказывала, это монашество в миру. У нее была мама, которая очень тяжело заболела. Ввиду скорой кончины, она, будучи секретарем владыки, мечтала о монашестве, и монастыре в Бюсси, который тогда еще, по-моему, не в Бюсси был, в довоенное время, по крайней мере, это уже после войны они перебрались туда. Но Покровский монастырь в другом месте уже существовал, несколько монахинь было, маленькая община. Она, конечно, всей душой хотела бы к ним присоединиться, но из-за мамы не могла. Когда мама уже тяжело заболела, она приняла постриг, имея в виду, что она проводит маму в последний путь, и уже водворится в монастыре. А мама поправилась после этого и прожила еще долгую жизнь. Поэтому мать Ольга тогда вынуждена была находиться при ней, продолжая свою работу и помощь, которую она оказывала владыке Мефодию.
Таким образом, уже после смерти матери, когда уже мать умерла, она оставила мир и поселилась в монастыре. Поскольку она уже была и по возрасту, и по стажу монашескому старшей, она была, несомненно, на тот момент преемницей матушки Феодосии. Это все как-то понимали, знали, было бесспорно.

Людмила Зотова: Насколько я слышала, она не хотела все-таки быть настоятельницей монастыря и пыталась отказаться от этого.

Протоиерей Александр Степанов: Понятно, что это все-таки тяжелый груз, бремя ответственности. Никто из нас не стремится к тому, чтобы на себя лишнее взваливать, но, тем более, для монаха. Тоже просматривается какое-то желание властвовать, командовать, повелевать и так далее. Поэтому, естественно, она как человек скромный, смиренный, она была всегда… Не стремилась к этому, во всяком случае, никаким образом. Но, тем не менее, всем остальным было совершенно понятно: если не она, то кто? Была, конечно, мать Елизавета, еще ныне здравствующая, но она по монашескому стажу была намного меньше на тот момент. Она приехала в монастырь и здесь приняла монашество. А мать Ольга уже очень долго была до того. Ее богословская и общая какая-то подготовка была почти никакая, а матушка Ольга все-таки была уже очень серьезно подготовленной. Во всяком случае, эта многолетняя издательская деятельность, когда она прочитывала — она филолог по образованию — очень большое количество духовных текстов, и по жизни она читала для себя, понятно, очень много это литературы, систематическая работа с этими текстами, конечно, позволили ей очень серьезно богословски подковаться. Потом, будучи при владыке, как-то она и в службах принимала участие, и читала, хорошо знала, я думаю, устав.
В общем, все данные были за то, чтобы именно она была игуменьей. Матушка Феодосия пожила еще года два. Она была уже преклонных лет, и здоровье было уже слабенькое, когда мы с ней познакомились. Тем не менее, она тоже очень живо всем интересовалась. Вообще, они были разные по характеру. Матушка Феодосия политическими событиями интересовалась, слушала радио, читала газеты, всегда с приезжими все обсуждала, что нового. Конечно, Россия в центре внимания у них у всех была всегда. Не просто она интересовалась политикой ради политики, а Россией: «Как в России, что в России происходит?»
Матушка Ольга в этом смысле была более сдержанна. Конечно, ее всегда очень интересовала особенно жизнь Церкви, это понятно, но так, чтобы постоянно слушать радио, читать газеты и так далее, по-моему, это было в меньшей степени ей свойственно, менее ее интересовало. А вот духовная жизнь, духовные вопросы – это то, чем она жила полностью. Тогда мы познакомились. В монастыре, конечно, мы виделись. Мы там жили долгое время. Потом я туда приезжал – теперь уже почти 25 лет с того времени прошло – почти каждый год.

Людмила Зотова: Еще, не будучи священником, да?

Протоиерей Александр Степанов: Да, 90-й, 91-й. В 92-м я уже стал священником. В эти годы я приезжал и у Поздеевых жил подолгу, месяц, скажем. Другие разы это было 1-2 дня, эти были короткие визиты. Но бывали годы, что и по два, и по три раза я приезжал, какие-то были события. Например, освящение храма нового, какая-то конференция еще во Франции была в этот же год, какие-то еще встречи по благотворительной, социальной работе, которой я занимался. Одним словом, много было разных контактов, в общем, в каждый приезд я старался все-таки в этот монастырь заглянуть, хотя бы на один-полтора дня. Так что, виделись более-менее постоянно.
Первое наше пребывание запомнилось почему-то очень ярко монахиням и матушке Ольге. Они разбирали, я помню, подвал. Эту историю они рассказывали всем общим знакомым. Разбирали подвал в доме, где они жили, где были кельи. В этом подвале скопилась масса всего. С одной стороны, там был уголь, с другой стороны, было огромное количество книг. Книг русского издания, там и классика могла быть, изданная уже в эмиграции, в основном. И очень много книг разных – скажем, Солженицын, каких-то книг таких, антисоветского, я бы сказал, характера. Там разные люди жили. Престарелые многие избирали местом своего последнего прибежища монастырь. Какой-то жил казак, может быть, генерал, я уже сейчас не помню, белогвардейский, который тоже страшно всем интересовался. Он собирал, довольно много привез с собой книг. Его библиотека, еще другие. Это все копилось, копилось, Тут они решили делать большой ремонт и разгребать этот подвал. Мы там тоже с моим другом, отцом Львом, будущим, он тоже тогда еще был не отец. Мы взялись помогать в этом деле. Мы эти книги оттуда вытаскивали, с восторгом это смотрели, можно было брать все, что хочешь. Увозили просто рюкзаками килограмм 40-50 каждый. Мы на поезде тогда еще ездили, не на самолете. Понятно, что мы с энтузиазмом занимались этим разбором, но были все в этом угле, чумазые, вылезали, как трубочисты из этого подвала, но это умиляло страшно.

Людмила Зотова: Это вошло в историю монастыря.

Протоиерей Александр Степанов: Это вошло в историю монастыря, как отец Лев и отец Александр разгребали подвал угольный.

Людмила Зотова: Отец Александр, вы видели монастырь при матушке Феодосии. Затем матушка Ольга стала игуменьей этого монастыря. Монастырь при матушке Ольге изменился?

Протоиерей Александр Степанов: Нет, я бы сказал, что в основных каких-то своих чертах, что нам сразу там понравилось, оно не изменилось. Матушка Ольга совершенно не революционер была, и, слава Богу, конечно. Она очень дорожила тем, что было создано до нее, и старалась это как-то поддержать. Скажем, нас сразу очень удивил и порадовал уклад жизни монастыря. Я помню, мне рассказывали, как у них все строится.
Там каждая монахиня обязательно имеет три вида послушаний. Одно послушание физическое – может быть работа по саду, по кухне, что-то такое, уборка, что-то простое, физическое. Затем обязательное послушание в храме каждый несет. Кто-то поет, у кого данные есть, кто-то читает, кто-то за свечками смотрит, кто-то в алтаре. Старые монахини, матушка Елизавета была очень долго алтарницей. Третье – это интеллектуальное послушание. Тогда они еще занимались активной издательской деятельностью. Кто-то занимался иконописанием, кто-то занимался вышивкой. Культурно-просветительское такое дело обязательно было у кого-то. Мать Анна до сих пор ведет переписку монастыря – француженка переписывалась с Россией.
Мне кажется, у нас в монастырях, я не очень хорошо знаю, обычно закрепляют что-то одно. В этом как бы тоже закрепляется определенная иерархичность и продвижение монахини внутри монастырской структуры, с другой стороны — есть расслоение. Если кто-то занимает более привилегированные места, может, вполне обоснованно, может, действительно человек имеет способности, а другой – нет. Там именно принцип такой, чтобы все обязательно участвовали в этих трех основных видах.
Второе, что мне очень понравилось и тоже как-то удивило – внимание к каждой монахине со стороны игуменьи. Монастырь был очень маленький, было 8 монахинь всего в 90-м году, почти все преклонного возраста. Какое-то было немножко печальное, грустное чувство, что все, похоже, умирает. Но чудо Божие при матушке Ольге свершилось. Сейчас больше 20 монахинь и послушницы, и храм построили, и много всего. Очень впечатляло вот это внимание к каждой монахине – к ее духовной жизни, к ее состоянию, чем она живет, как она себя чувствует, что она переживает. С какой-то периодичностью, причем достаточно часто, я думаю, не реже, чем раз в неделю, а может и чаще, игуменья общалась лично с каждой монахиней.
Духовная задача стоит на первом месте в монастыре. Не строительная, не сельскохозяйственная, не какая-то, пусть даже очень полезная, просветительская активность внешняя. Все-таки в центре жизни монастыря всегда стояла монахиня с ее духовной жизнью. Вопрос спасения каждой была главной проблемой игуменьи. Я думаю, что и матушка Феодосия была в этом смысле на высоте. Но вынужден предположить, что матушка Ольга в этом отношении была гораздо более внимательна и жила жизнью своих сестер.

Людмила Зотова: А все остальное, как говорится, приложится. «Ищите прежде Царствия небесного…»

Протоиерей Александр Степанов: Да, при ней свершилось это чудо, такой расцвет произошел. Конечно, туда приезжало огромное количество не только православных – католики, протестанты французские, неверующие люди, всех туда, как магнитом тянуло. Монастырь всегда переполнен паломниками, которые приезжают, живут. Матушки всех, конечно, стараются принимать. При матушке Ольге монастырь еще и в этом смысле расширился. Не только храмом прирос, но еще и большим домом, который тоже чудесным образом… Когда построили новый храм большой, приехало очень много народу, больше 100 человек, наверное. Надо было принять единовременно. Там собралось очень большое количество русских в этой деревне, купили дачи многие, которые приехали ради монастыря, ради русского общения. Всегда ключи от их дач находятся в монастыре. Когда кто-то приезжает в монастырь, они всегда дают право в своем доме поселить сколько надо людей. Но этого было бы мало.
Мне рассказывала матушка Ольга – они с ужасом думали, что приедут люди, а все-таки мест мало. Прямо в этот день, буквально, когда они это обсуждали, приходят какие-то французы, и говорят: «Какие у вас проблемы?» Там продавался один дом, совсем рядом с монастырем. Они сказали: «О, так мы его покупаем для вас». Дом, в котором несколько комнат, кельи. Можно было для гостей как гостиницу оборудовать.
Тоже за это была время сделана большая трапезная для паломников. Это был сеновал когда-то. Вообще, этот монастырь представлял собой усадебку с домом, двухэтажным, и мансардный еще этаж. Конюшня, в которой был устроен первый храм, он существует, этот замечательный храмик, очень уютный, который мы так полюбили с первого раза. Когда здесь в России первые свои какие-то храмы устраивали, еще не имея настоящего храма в комнатах где-то, мы все время вольно или невольно копировали то, что мы видели в Бюсси. Как-то это было тепло, казалось, что именно так надо устроить церковную жизнь. Там, где сеновал, там и был сеновал, я это очень хорошо помню. Все это преобразилось в очень красивую торжественную большую трапезную для народа. А до этого все вкушали в той трапезной, где и монахини сами, в доме. Такая небольшая столовая комнатка, вся увешанная, все стены фотографиями дорогих для них людей – архиереи, которые там бывали и служили, и священники замечательные, начиная с отца Сергия Булгакова, заканчивая Шмеманом, Афанасьевым, Зеньковским. Все знаменитые богословы  Парижского богословского института – все они там, на стенах. Конечно монахини, которые там были, некоторые просто люди дорогие и близкие. Как-то невероятно уютно.

Людмила Зотова: Отец Александр, встречу с каждым человеком Господь нам посылает не случайно. Матушка Ольга – необыкновенный человек при всей ее скромности, сдержанности, простоте, такой, кажущейся, на первый взгляд. Что лично Вам дала эта встреча?

Протоиерей Александр Степанов: Во-первых, она, конечно, человек был очень молитвенный. Очень любила и службы в храме, и, понятно, что человек жил молитвой. Второе, она была человеком очень жизнерадостным. Она светилась всегда радостью, это заражало. Всегда хотелось с ней общаться, и побольше. Мне все-таки Господь дал застать, когда она еще была достаточно бодра, много с ней времени проводили, она очень щедро тратила это время на меня, на отца Льва. Иногда даже мы куда-нибудь шли в гости в какой-то дом в Бюсси с ней, она меня приглашала. Помню, была китайская церемония чайная для нас устроена. Очень долго сидели, часа два, беседовали очень много. Конечно, это был человек очень острого, здравого, проницательного ума, как, я думаю, все по-настоящему духовные люди. Этой сопутствующей мути в голове у духовного человека не может быть. Муть бывает от отсутствия духа. Там, где дух, там трезвость, ясность и очень большая точность всех суждений. Вот это очень ей было свойственно.
При всей этой ясности, сфокусированности зрения никогда ни о каком человеке я не слышал, что она сказала бы что-нибудь плохое, или, походя немножко осудила, или что-то – никогда. Всегда с огромной любовью обо всех. Всегда была озабочена судьбами близких людей – родственники, племянники и просто знакомые где-то, которые приезжают в монастырь много лет, их какие-то родственники. Кто-то с наркотиками из молодежи, у кого-то семейная жизнь неудачная, у кого-то с детьми проблемы – все-все, она была наполнена заботой. В ее поле зрения всегда было огромное количество людей.
Не было впечатления, что она озабочена делами, хотя, конечно, это понятно – строительство храма. Она страшно переживала и стенала под этим гнетом. Кто строил что-то, начиная с дачи, я уж не говорю про храм, представляет, сколько это искушений, сколько это всегда денег, в какие разы больше, чем ты планируешь, как все сложно всегда идет, какие непредвиденные возникают обстоятельства. Все-таки это было уже далеко за 80 ее лет жизни, все проходило. Понятно, что сестры помогали, но все равно первое лицо есть первое лицо. На ней все. Ее тяготило, она мужественно этот крест несла, но ее это не увлекало так, чтобы захватить. Духовные вещи все равно всегда у нее были на первом плане. Говорит: «Да не знаю, откуда-то Господь посылает, вот денег кто-то дал. Я думаю, откуда берется все?» Всегда с таким юмором она это все рассказывает, посмеется, заслушаешься ее на любую тему.

Людмила Зотова: Отец Александр, в том, что Вы стали священником, нет ли доли заслуги матери Ольги? Не ей ли благодаря Вы приняли такое решение?

Протоиерей Александр Степанов: Я бы сказал, что, благодаря монастырю в значительной степени. В 92-м я уже стал священником. Когда я в 90-м году приехал туда, эта мысль уже была. Отец Лев уже прямо… Есть такая фотография – матушка Феодосия благословляет отца Льва, он с ней уже говорил. Я этот вопрос не обсуждал там ни с кем, но уже этот вопрос у меня в голове стоял. Мы уже со Львом, естественно, об этом говорили. Мы вместе к этому пришли, каждый сам по себе, но потом, когда я с ним поделился, вдруг узнаю, что он тоже озабочен, тою же мыслью о своем будущем. Он прямо такое благословение от матушки Феодосии. С матерью Ольгой тогда мы это не обсуждали, мне кажется, так впрямую. Но мы как-то сблизились больше и стали много разговаривать уже несколько позже, может, с 93-го года. Еще Поздеевы были живы, приезжал к ним и жил у них, и общался, прежде всего, с ними.

Людмила Зотова: Прямого влияния не было такого?

Протоиерей Александр Степанов: Не было. Но монастырь и вся эта атмосфера духовной жизни…

Людмила Зотова: Которую там она поддерживала во всяком случае.

Протоиерей Александр Степанов: Да, конечно, конечно. Монастырь в целом повлиял сильно на решение и на понимание того, в чем задача священника, пастыря, вообще, церкви. Монастырь и многие еще тогда в русской эмиграции помогли это видение сформировать так, как оно сложилось.

Людмила Зотова: Матушка Ольга с радостью приняла Ваше решение, что Вы стали священником?

Протоиерей Александр Степанов: Ну да, конечно! Страшно было все рады, поздравляли. Всегда служить. Они обожали, когда я приезжал, я служил, потому что все-таки там, в основном, румынские монахи служили. Они, правда, неплохо навострились по-русски, по-славянски. Все-таки там службы такая… Монастырь многоэтничный, поэтому там на всех языках служба. Но старым русским монахиням служба на славянском языке, и еще без акцента, это был бальзам. Когда приезжал, всегда меня просили: «Обязательно послужите». Я всегда знал, что если я приезжаю, обязательно буду служить литургию. Так было до последних лет.

Людмила Зотова: Отец Александр, Вы рассказали о встрече с этим человеком в жизни. Понятно, что жизнь такого человека интересна, она могла для нас служить каким-то уроком, примером. А вот смерть человека, уход из жизни матушки Ольги, о чем нам этот уход может сказать, на Ваш взгляд?

Протоиерей Александр Степанов:Святой человек жил рядом. Понимали это при жизни. Смерть в этом смысле ничего нового не открыла. Ее такая личная святость абсолютно для меня была ясна много-много лет. Конечно, это и скорбь от того, что уже больше мы не свидимся. В этой жизни вот так, впрямую. Но, конечно, и радость, за нее все равно как-то радостно. Такая поразительно цельная жизнь. Смерть всегда ставит последнюю точку. Человек может как-то сбиться с пути в любой момент. Конечно, в глубокой старости это маловероятно, что может произойти, но, тем не менее, может проявить какие-то черты, которые по немощи вдруг вылезают. Я не могу представить, чтобы у матушки Ольги что-нибудь проявилось помимо того, что мы знали. Думаю, что так, я не был в это время рядом с ней. Но несколько дней назад, еще, когда она была жива, мне говорили, что она уже все время лежит, что она почти не может говорить, она только глазами как-то отвечает, дает понять, что она понимает, что ей говорят. Во всяком случае, в целом это жизнь уже законченная, это уже готовый продукт для царства Божия.

Людмила Зотова: Удивительно, как она ушла из этого мира – скончалась во время литургии. В это время была литургия.

Протоиерей Александр Степанов: Я не знаю подробностей.

Людмила Зотова: Она не выходила из своей кельи. К ней пришел священник, который торопился куда-то уехать. Он пришел немножечко раньше причастить. Вскоре после причастия она отошла ко Господу. Вот такая тихая смерть. Тоже, если мы вспомним, накануне была родительская суббота. Она всегда с теплом вспоминала о своих ушедших родных, близких людях, которые все ушли к Господу. Наверное, в родительскую субботу она в молитве с ними встретилась. Буквально на следующий день они встретили ее уже в том мире, в который она от нас ушла. После ее смерти открылись еще две, может быть, небольшие тайны, которые знали только ее самые близкие сестры по монастырю. Во-первых, что у нее был рак, и она тихо испытание этой болезнью, тяжелой болезнью, как мы знаем, несла смиренно, и всегда приходила с улыбкой. Хоть в последние годы она на литургии не всегда бывала, но когда приходила – всегда с улыбкой радостно встречала, как это у нее было принято. Второе, сказали недавно, что она схиигуменья.

Протоиерей Александр Степанов: Пострижение в схиму, во всяком случае, в русской традиции – самая высшая форма отречения от мира, посвящение себя в окончательной, полной степени молитве и общению с Богом, наивысшая точка монашеского подвига.

Людмила Зотова: Она действительно была в непрерывном, кажется, общении с Господом. Я думаю, что Господь ее принял, как свою любимую дочь. Надеемся, что теперь, отойдя от всех страданий, которые ей пришлось пережить в этой жизни – это была и разлука с родиной, и разлука с близкими, эти болезни, которые ей выпали, наверное, получит заслуженную награду от Господа. Мы можем молиться о ней, мы можем таким образом отдать долг от радости встречи с матушкой Ольгой, игуменьей Покровского монастыря.
Сейчас своими воспоминаниями от личной встречи с матушкой Ольгой поделится Ольга Николаевна Суровегина. 

Ольга Суровегина: С тех пор, как я узнала о том, что она ушла из нашего мира, конечно, вспоминала бесконечно. Честно скажу, больше, чем молилась о ней, больше смотрела, читала книги, перечитывала ее воспоминания и книгу о монастыре, и ту главу в нашей книге «Голос православия», которая была посвящена монастырю. Конечно, смотрела фотографии. Естественно, очень многое вспомнилось.
Первая встреча моя состоялась в 96-м году. Я незадолго до этого познакомилась с отцом Александром, с отцом Львом, начала немножко сотрудничать с «Голосом православия», вот попала на эту встречу с «Голосом православия» в Париже. Уже тогда сложилась эта традиция, что без посещения монастыря, Покровской обители в Бюсси эти встречи не проходили никогда. Надо сказать, что это была для меня первая встреча, вообще, первое посещение — не туристическо-паломническое, а такое, более серьезное — монастыря, и первая личная близкая встреча с настоятельницей монастыря, с игуменьей. Для меня это было очень страшно, мне показалось, что это высшие существа из другого мира, какие-то инопланетяне для меня. Конечно, это было очень сильное впечатление с одной стороны, это оказалось очень просто и очень легко, как в обществе хорошо воспитанных людей всегда себя чувствуешь легко, здесь тоже это сразу замечаешь просто по той естественности, в которой себя чувствуешь в этой обители, и в общении с матушкой Ольгой.
Это человек был действительно настоящий, еще той, петербургской культуры. Ведь она родилась еще в 1915 году, конечно, в ней еще очень многое было из того, что нам уже практически недоступно, и мы можем знать только какие-то искорки… То, что мы знаем из книг, из музыки, из картин, из чего-то еще, но личное общение с живым человеком, с носителем этой культуры, конечно, совершенно бесценно.
Может быть, странным покажется, что я говорю о монахине, об игуменье, и начинаю с того, что это действительно для меня первая встреча с таким человеком из того еще Петербурга, из той России, но я честно рассказываю свои воспоминания, как они у меня возникают. Это действительно было очень для меня важно, потому что с тех пор для меня образ игуменьи, образ настоятельницы, образ какого-то человека, который во главе какого-то очень важного, серьезного дела, всегда связан с игуменьей Ольгой, и с ее замечательной погруженностью в русскую культуру – настоящая интеллигентность, настоящая воспитанность, настоящий аристократизм в самом высшем смысле этого слова. Настоящий аристократизм всегда подразумевает какую-то простоту в общении, естественность в общении. Никакого высокомерия, естественно. Это свойственно только каким-то выскочкам и людям, которые чувствуют себя не на своем месте, которым нужно что-то доказывать и себя утверждать. А это такая простота, доброта, открытость, за которой чувствуется невероятная глубина культурная и, конечно, духовная.
Думая об игуменье Ольге, вспоминая историю ее жизни, я хочу сказать, что для меня было несколько таких уроков, которые я, надеюсь, вынесла из общения с этим человеком. Прежде всего, это знакомство с настоящей монахиней. Есть понятия «настоящий музыкант», «настоящий художник», то есть люди, которые призваны, которые не что-то про себя нафантазировали, надумали: «Ах, я буду таким, у меня какое-то есть влечение к этому». Это никакое было не влечение, если она пишет о себе, что в 14 лет для себя определила этот путь, действительно, так оно и было. Вот это потрясающая цельность человека. Первый урок – если Господь призывает, это настолько ясно и настолько определенно, что никаких сомнений, никаких метаний уже не возникает. Вот это так, и никак не может быть иначе.
Второй урок — что, несмотря на то, что она действительно была монахиней по своему призванию, по своему, можно сказать, рождению, она обладала удивительным чувством материнства. Вот это сочетание абсолютной чистоты, целомудренности, девственности с настоящим глубочайшим материнством, это тоже потрясающий урок. Это вещи, все-таки данные Богом, как какой-то особенный дар. Это совершенно может быть не связано с тем, что мама многодетная, у нее может этого и не быть. Она может только об этом молиться. Это тоже не детерминизм такой — если уж ты мамаша, так тебе это все послано, а если ты монахиня, то ты совершенно уже другого склада.
Вот у игуменьи Ольги это материнство выражалось в том, что весь монастырь у нее просто цветет, как сад. Часто пишут в воспоминаниях о монастыре, что каждая монахиня расцветает под ее руководством материнским как цветок, потому что она видит их всех как настоящая мать, которая не любит своих детей слепой, инстинктивной, какой-то животной любовью. Она любит их очень глубоко, глядя на них с божественной точки зрения, с такой высоты уже совсем другой, и видит в каждой самое лучшее, и на это лучшее направляет все свои усилия, всю свою поддержку, всю свою помощь, помогает этому лучшему расцветать. Тогда то худшее, что есть в каждом человеке, такое сложное сочетание просто уходит, потому что этому просто нет места в этой жизни, в жизни этого человека, в жизни этой монахини.
То, что сестры у нее занимаются действительно всеми делами, дарами, которые им Господь дал, это совершенно замечательно. Потому что, как рассказывают, мне кажется это, с одной стороны, каким-то анекдотичным, с другой стороны просто таким зверским – в некоторых монастырях в качестве воспитания смирения и не знаю чего еще, фантастических добродетелей, человека, скажем, одаренного музыкально или одаренного живописно, заставляют делать совершенно черную работу — дела ему совершенно не близкие. Иногда все делают дела, которые необходимо делать, но в этом монастыре все сестры заняты именно тем, к чему душа у них лежит – кто-то вышивает, кто-то пишет миниатюры, кто-то пишет иконы, кто-то поет в хоре, кто-то занимается садом, кто-то занимается огородом. У них всех есть своя череда – на кухне, какие-то уборки и прочее. Но матушка все время следит за тем, чтобы сестра занималась большую часть своей жизни в монастыре именно тем, для чего ее Господь и послал в этот мир.
Потому этот монастырь и стал таким центром православия, просвещения, можно сказать, не только для всей Европы, даже для России в каком-то смысле. Мы уже говорили об этом журнале «Вечное», который еще с 48-го года матушка Ольга издавала, помогая своему духовнику, владыке Мефодию, который был главным редактором этого журнала. Когда здесь еще ничего не было в России, никакой литературы духовной, они посылали сюда целыми посылками этот журнал. Кроме того, сестры занимаются очень много переводами богослужебных книг, книг духовных, святоотеческих и тоже рассылают это по всем монастырям, по всей Европе.
Это еще один урок такой, который от матушки можно получить, не забыть о нем. Действительно, людям нужно давать возможность расцветать, дать возможность им сделать то, что они очень хотят сделать. Совершенно точно, что это будет хорошо. Это именно то, чем они хотят поделиться.

Людмила Зотова: Некоторые священники и святые отцы говорят, что в Царствии Небесном мы как раз будем продолжать то дело, которое начинаем на земле. Свои таланты будем там дальше развивать. Поэтому можно сказать, что Бюсси – это такое маленькое преддверие к Царству.

Ольга Суровегина: Мне казалось всегда, что монастырь именно таким и должен быть. Но счастье наше, что мы попали именно в такой монастырь и могли в этом преддверии уже побыть немножко, и ощутить такую радость и естественность этого состояния. Это не какие-то духовные вершины, до которых ты ползешь какими-то неимоверными усилиями, это настолько все кажется просто, естественно, приветливо. Конечно, за этим огромный труд стоит, и молитвенный, и просто физический, и всякий. Но заслуга матушки в том, что она приводила все это в замечательную гармонию. Конечно, мы были там совсем небольшие промежутки времени, Вы, Людмила, жили там подольше. Но когда мы там бывали, действительно не было ни тени какой-то усталости или раздражения у кого-то. Это всегда заметно, даже если человек очень усердно это прячет, все равно это до конца не спрячешь. Сестры действительно очень напряженно живут, у них масса всяких обязанностей. Но, поскольку человек делает то, что он хочет делать, эта усталость тоже совсем не та, которая возникает от работы, которая тебе кажется бессмысленной или не твоей.
Это тоже хотелось бы очень помнить, и в нашей работе, в нашем общении как-то друг другу в этом смысле помогать. Тогда человек ту работу, которую необходимо будет делать, будет делать с другим настроением, зная, что это не все, что есть в жизни та отдушина, где он действительно может раскрыться по-настоящему.
Еще один урок, тоже такой, кажется, простой, но на самом деле не все до него додумываются. Я знаю, что в монастыре еще со времен прежней игуменьи есть такое правило, оно и сейчас до сих пор существует. Каждая сестра имеет возможность в день на 2 часа уединяться в своей келье. Это правило выполняется неукоснительно. Для этого монастыря это особенно важно, потому что, может быть, Вы уже знаете по нашим передачам, что этот монастырь – просто центр паломничества. Постоянно там многолюдно, постоянно нужно общаться с людьми. Сестры очень охотно это делают, считают, что это их главное послушание, главная задача. Но, тем не менее, все настоятельницы прекрасно понимали, что человеку для его душевного, духовного здоровья необходимо быть с собой, быть с Богом, быть в полной тишине и одиночестве. Вот эти два часа затвора ежедневного на самом деле очень способствуют тому, что в монастыре такая замечательная атмосфера, что сестры чувствуют себя свободными. Можно все, что угодно делать – спать, молиться, читать, вышивать, письма писать, гулять – но это время, которое принадлежит тебе. Это очень важное, очень мудрое решение.
Но сама игуменья Ольга себе устраивала такой затвор, насколько я знаю, на целый день. Кажется, среда была всегда днем полного одиночества и молитвы. Вот это тоже для всех для нас урок, что это просто необходимо нам, необходимо как есть, дышать, пить воду – оставаться наедине с самим собой, не бояться этого, специально для этого выделять время, место. Выключить телефоны — ничего не произойдет в мире без нас за несколько часов или даже за один день. Потому что это очень важно для того, чтобы мы все-таки не включались полностью в эту бесконечную беготню, суету, которая нам кажется такой важной, и все от нас чего-то ждут и хотят. Нет, это очень важный урок. Я для себя это поняла и, насколько возможно, пытаюсь практиковать такие затворы, хотя бы на несколько часов, а если возможно, то на день или на несколько дней. Хочу сказать, что это иногда бывает тяжело, потому, что с собой оставаться трудно, много чего о себе узнаешь хорошего, но это нужно.
Еще один урок игуменьи Ольги — человека очень глубоко укорененного в православии, в православной традиции, в церковной традиции, очень хорошо это все чувствующей, понимающей, ценящей — ее отношение к инославию, к тому, что нам может дать другая христианская традиция, западная христианская традиция. Естественно, что монастырь и сейчас существует, и изначально возник в окружении инославном. Это русский монастырь, русский православный монастырь во Франции. То, как они взаимодействуют с окружающим миром, это просто замечательно. Как этот монастырь распространяет свет православия по всей Европе, как к ним съезжаются, как это все действует на людей.
С другой стороны, происходит некоторый процесс и обратный, потому что те люди, которые приезжают в монастырь, конечно, что-то привозят с собой, привносят в жизнь монастыря, в том числе, в жизнь игуменьи Ольги. Она всегда рассказывала, как они дружат с Бенедиктинским монастырем, как особенно она любила такую маленькую Терезу. Маленькая Тереза Иисуса Христа, Тереза из Лизье, я как-то совершенно об этом ничего не знала, но она мне всегда дарила при встречах какую-нибудь ее фотографию, как-то всегда обращала внимание на эту святую. Конечно, с такой подачи, из таких рук, я не могла не доверять матушке, и старалась сама, как можно больше об этой святой узнать, почитать. Я поняла, что ей близко в маленькой Терезе – это ощущение в жизни постоянного такого хождения перед Богом, постоянной жизни рядом со Христом. Это выражается в очень простых вещах. Тереза говорила, и сестрам тоже советовала, хотя она, вообще, очень мало говорила, она была из строгого ордена, где говорить не принято. Но то, что она писала, что она советовала всем нам, потому что мы все христиане, и так же должны жить: «Ты делаешь какую-то работу, ты делай ее для Христа. Не абстрактно для Христа. Ты стелешь постель — стели так, как будто ты думаешь, что сегодня к тебе придет ночевать Господь, ты для Него это делаешь. Ты чистишь картошку, ты готовишь ужин. Все, что ты делаешь, ты делаешь для Него. И это не абстрактно, это именно так. Тогда ты все делаешь предельно хорошо, так, как ты делала бы это для самого любимого человека, которого ты ждешь всю свою жизнь. Не просто ждешь, а совершенно уверен, что он уже здесь. Для него ты это можешь делать, зная, что это уже осуществилось».
Потом такие простые вещи, какие-то очень радостные. Помню, что она тоже говорила, по-моему, я это от матушки услышала, а может быть, это было в книге, которую она мне подарила. Та же Тереза говорила: «Вы не представляете, как приятно, когда думаешь о людях хорошо, не лишайте себя этой радости» – вот такие вещи. Она тоже говорила замечательно: «Мы должны себя, конечно, воспитывать, возделывать, но так, как садовник возделывает свой сад» – это тоже совершенно особая линия аскезы, воспитания христианского. Потому что можно себя все время корить, все время себя обвинять во всем, в себе ковыряться бесконечно, искать какие-то все новые и новые грехи, какие-то новые и новые гадости. А здесь другой совсем подход к этому труду – как садовник следит за садом. Он убирает лишние ветви, но это делается ради того, чтобы сад расцвел во всей своей красе. Внимание как раз на эту красу, а не на то, что там нужно убрать, сжечь, или каких-то жучков, или какую-то саранчу убрать.
Такие вещи были очень характерны для матушки, потому что она была человеком удивительно радостным, при ней как-то не хотелось ни о чем дурном и думать. Видишь человека, который живет рядом со Христом, это так естественно для человека. Все вопросы уже отпадают. Обычно там ездят монастырь за какими-то духовными беседами, за какими-то наставлениями, а здесь все наставление было в ней самой. С ней просто можно было рядом побыть полчаса, выпить с ней чашку кофе, она всегда угощала шоколадом, она сама его любила. И все, собственно говоря, побыть рядом с человеком, который живет с такой радости о Боге.
Хотела еще рассказать одну историю в связи с тем, что я говорила о таком настоящем материнстве игуменьи Ольги. Я помню, я приехала, может, первый или второй раз после монастыря под очень сильным впечатлением, и одной своей знакомой рассказывала, как там живут, какой там необыкновенный дом, настоящая семья. Столько монахинь, все такие разные, из разных стран, разные языки, разные, конечно, характеры, темперамент, традиции, возраст – все абсолютно разное, не родственницы совсем. В общем, совсем абсолютно разные люди, с каждой из которых надо находить общий язык. Их там 20 человек было, насколько я помню. Эта моя знакомая отреагировала так неожиданно для меня: «Это же какую нужно хитрость иметь» – сказала она мне. Я подумала: «Боже мой, насколько это все не о том, насколько это все совсем не в ту сторону». Потому что здесь этого абсолютно нет, никакой нет подводной игры, какой-то скрытой интриги, упаси, Боже. Наоборот, всегда говорилось: «Я стараюсь, чтобы между сестрами все было очень открыто». По монастырскому обычаю они всегда просят прощения друг у друга каждый вечер. Это не просто традиция, не просто формальность, так оно и есть, так и происходит.
Но то, что у нее было, это бесконечная любовь, мудрость, терпение и вера, необыкновенная вера в каждого человека, в каждую монахиню, что в ней масса всего хорошего. Масса заложена в ней возможностей, которые только нужно вытащить на свет божий и самой показать: «Нет, это ты можешь с ней помириться, ты можешь перестать сплетничать, ты можешь перестать ревновать или что-то еще». Только нужно увидеть это самой в ней, и чтобы она сама это в себе увидела. Это никакая не хитрость, это как раз то, чему можно научиться.
Потому что на самом деле монастырь – это в этой книге написано – это образ целого мира, потому что он такой многоликий, многонациональный, многоязыкий. На самом деле это образ любой организации, будь то семья, будь то радиостанция, будь это какое-то предприятие. Все, что угодно, где нас Господь поставил. Это еще такой урок – отношение к людям, как раз бесхитростный, но мудрый.

Людмила Зотова: Ольга, Вы с отцом Александром в то время, когда вы общались с матушкой Ольгой, приезжали в Покровский монастырь в Бюсси, шла подготовка к открытию радио «Град Петров». Какое-то влияние, на Ваш взгляд, есть матушки Ольги на работе нашего радио?

Ольга Суровегина: Я думаю, что очень большое. Может быть, не всегда я об этом думаю. Оно действительно есть. С самого начала оно было в том, что она как-то удивительно меня приветила. Это, конечно, нескромно очень звучит, но именно в том смысле, что она очень поверила в это дело, поверила в меня, что я способна сделать что-то для этого радио. Это всегда были такие невероятные восторги, я это принимала, как некий совершенно необоснованный аванс. Когда мы приезжали, всегда перед сестрами нас представляли как создателей радио, которое совершенно новое слово миру скажет и всю Россию они просветят. Конечно, это было все очень неловко слушать. Но, с другой стороны, эта вера на самом деле окрыляет, когда человек, тем более такой человек, как матушка, который всегда не будет говорить лишних слов ради каких-то комплиментов, и так видно, что она нас любит. Мне кажется, она хотела действительно как-то поддержать. Она очень большую роль сыграла в организации радиостанции «Голос православия», и в том, что именно в ее монастыре произошли эти знаменательные встречи, о которых мы тоже много рассказывали, когда встречалась Россия эмигрантская и Россия новая в лице наших священников – отца Александра, отца Льва и других, которые приезжали на эти семинары. Сам дух монастыря, его открытость, с одной стороны, всему современному миру, инославному и православному. С другой стороны, такая укорененность в настоящей, без всяких каких-то наростов — идеологических, этнографических, не знаю, еще каких, верность именно настоящей православной традиции – вот это было очень важно для формирования главного направления «Голоса православия». Это всегда были очень родственные организации, если можно назвать монастырь организацией. Конечно, она очень многое, в этом смысле, значит, именно ее образ, ее дух, ее поддержка наших начинаний.
Кроме того, мы до сих пор читаем по радио очень многие материалы из журнала «Вечное», потому что это было составлено на века, это вечный журнал. Это тоже очень серьезное подспорье, потому что то, что было в этом журнале, сделано на прекрасной основе, этому можно доверять, это можно уже не проверять. Всегда сказано именно то, что нужно, очень просто, очень доступно и очень глубоко.

Людмила Зотова: Ольга, Вы сказали об уроках, которые Вы получили от встреч с матушкой Ольгой, об уроках ее жизни, можно так сказать. Есть ли урок, который Вы получили с ее уходом из этой жизни, урок смерти? Я не имею в виду, конечно, мужественность ухода из жизни.

Ольга Суровегина: Конечно, да. Я была совершенно уверена, что переход для этого человека состоится как-то совершенно особенно. 98 лет, на 99-м году жизни она ушла. Понятно, что человек уже в этом возрасте готов к этому переходу, хотя, кто может сказать, что он готов? Но главный урок ее ухода – мы знали, что она болеет, что это случится рано или поздно, скорее рано. Но у меня было всегда ощущение невероятно светлое, когда я вспоминала о ней. То, что она пришла в свой мир теперь — совершенно в свой мир, где каких-то досадных помех в виде всякой суеты из нашего мира уже просто не будет. Она там расцветет так, как расцветали сестры под ее руководством.

Людмила Зотова: Наверное, лишним подтверждением этой Вашей надежды является то, что она ушла в день воскресения Христова, в воскресный день, во время литургии, сразу же после принятия святых таин Христовых.

Ольга Суровегина: Да, я в себе ищу какую-то горечь утраты, что-то еще, но я не нахожу. Потому что это не утрата. Она просто теперь молится за нас там. У меня стоит на столе ее фотография, так же, как и других сестер. Потому что, может быть, это дерзко звучит, но мне очень бы хотелось, чтобы наше радио было бы каким-то небольшим ответвлением монастыря. Я даже не знаю, в каком смысле это делать.

Людмила Зотова: В духовном плане.

Ольга Суровегина: В духовном плане. Чтобы эти наши связи никогда не прерывались. Может быть, благодаря тому, что эти лица улыбающиеся я всегда вижу перед собой. А игуменья Ольга – настоящий образ игуменьи, такой мудрой, доброй руководительницы, в которой удивительно сочетаются… По крайней мере, вот эта фотография – она игуменья, со своим посохом, с наперсным крестом, в таком облачении торжественном. Вот это сочетание такой царственности, такой огромной ответственности за все, что происходит не только в этом монастыре.
Я знаю, что ее очень почитали вообще в православном мире, по крайней мере, в западном точно. На похороны ее, я знаю, съезжаются многие-многие серьезные люди. Она действительно очень для многих имела огромное значение духовной руководительницы. С одной стороны, это царственный облик настоящей игуменьи, а, с другой стороны — удивительно открытое, приветливое, радостное лицо. Вот это сочетание, может быть, самое драгоценное — что это может сочетаться со строгостью, прежде всего к себе. Такой авторитет, который уже не нуждается во внешних тычках и затрещинах, что называется, каких-то санкциях, который просто есть. Вот она такая. Это самый главный урок – эта ее фотография.

Людмила Зотова: Действительно, все паломники, которые приезжали в Покровский монастырь старались каким-то образом или сфотографироваться около матушки Ольги, или иметь ее фотографию. Она не любила фотографироваться, не любила позировать, но она была снисходительна к слабостям нашим человеческим и, в общем-то, часто соглашалась на это, несмотря на то, что самой ей это никакой радости не предоставляло.
В заключение нашей сегодняшней передачей хочу такой итог подвести беседы с отцом Александром и с Ольгой Суровегиной. Это счастье, это подарок от Господа – встреча с таким человеком, как игуменья Ольга, которая теперь ушла из этого мира. Те, кому не довелось при жизни с ней встретиться, могут встретиться с ней, наверное, на страницах книг. Две из них Ольга сегодня нам назвала – это книга «Голос православия», в которой есть и о духе монастыря, и о матушке Ольге, и беседа с ней там приведена. У нас еще есть на нашем радио эти книги, кстати, немного.

Ольга Суровегина: Совсем немножко.

Людмила Зотова: Это книга, которая выходит в монастыре о жизни монастыря Покровского.

О. Н. Суровегина: Да, замечательная книга.

Людмила Зотова: И книга, которая вышла в прошлом году, если я не ошибаюсь, книга Марии Васильевны Зубовой «Моим детям», где помещены воспоминания отца игуменьи Ольги и ее собственные воспоминания с многочисленными фотографиями. Я думаю, что те, кто хотят подробнее познакомиться с ее жизнью, могут обратиться к этим книгам. А для слушателей радио «Град Петров», которые живут в Петербурге, я даже хочу предложить вот такой вариант. Если вы хотите получить книгу «Моим детям», вы можете у нас на радио заказать эту книгу, позвонив по телефону 328-29-32, и мы из Москвы, как раз специально для вас попросим эти книги прислать. Так что, это будет тоже молитвенная память о матушке Ольге, с которой тесно связана жизнь, в том числе, нашего радио «Град Петров».

Ольга Суровегина: Я еще хочу добавить немножко как музыкальный редактор. Помимо этих книг на нашем радио еще есть диск с записями песнопений в исполнении монахинь этого монастыря. В этом тоже продолжение образа игуменьи этого монастыря, потому что все, что в этом монастыре происходит, конечно, делается по ее благословению, все это соответствует ее стилю, ее духу, привязанностям к православным традициям каким-то, к музыкальным православным традициям. Поэтому это тоже такая память, которая воплощена в звуках песнопений.

Людмила Зотова: Исполнение монастырского хора в Бюсси тоже очень много говорит о том, какой там дух витает. Действительно, матушка Ольга благословляла и не благословляла исполнение того или иного пения, регентов тоже каким-то образом подбирала подходящих для того, чтобы стиль и дух монастыря проявлялся в молитвенном песнопении. Спасибо, Ольга.
Наша передача закончилась. Сегодня мы слышали воспоминания об игуменье Покровского монастыря в Бюсси-ан-От Франция, матушке Ольге. В нашей передаче принимали участие протоиерей Александр Степанов и Ольга Суровегина.