Сталин-2 и Русская Православная Церковь
20 июля 2016 г.
Мановцев Андрей Анатольевич
Статья рассматривает феномен положительного отношения к Сталину в современной церковной среде. Автор критически разбирает ряд изданий и выставок, посвящённых истории России ХХ века.
Веяние, проникающее и в Церковь
Уже стало привычным встречать положительное отношение к Сталину. Можно говорить об этом как о «веянии времени», увы, проникающем и в Церковь. При этом нельзя не заметить, к сожалению, следующее. До недавнего времени почитание Сталина в церковном народе можно было считать «периферийным». К таковым почитателям относились единицы-священники (многие, верно, помнят передачу по телевидению пятилетней, кажется, давности и странноватого питерского священнослужителя в этой передаче с огромной иконой огромного Сталина, благословляемого низенького роста блаженной Матроной), или рядовые мечтатели о прошлом, которые долго еще не переведутся и среди православных, или маргинальные патриотические псевдо-православные движения, в которых Царя-мученика почитают истово не по разуму – так же, как Ивана Грозного, Распутина и Сталина, такой уж набор... Теперь же Сталину – с большим уважением – «воздается должное» и просвещенной, мыслящей частью православного российского народа. Как если б они и думать не думали, откуда ветер дует, с какой стороны! Мы постараемся в этой статье воздать ему (Сталину) должное. Но прежде, чтоб не быть голословными, проиллюстрируем то, что сейчас заявлено. Скажем прямо, что речь идет о проектах, осуществляемых московским Сретенским монастырем.
Моя история
Хорошее название просветительского проекта – «Моя история». Действительно, для нас очень важно личное, небезразличное, неотстраненное отношение к отечественной истории. Но то-то и несуразно, что в таком проекте не только что-то (порою весьма выразительно и весьма наглядно, дизайн выставки – на высоком уровне) рассказывается, но что-то и смазывается, а что-то искажается или замалчивается, хотя не должно замалчиваться. Нельзя сказать, что в историческом павильоне ВДНХ, в зале «Моя история. ХХ век: от великих потрясений к великой победе» Сталин представлен положительно, нет, скорей, нарочито-двойственно и... смягченно.
Так, к примеру, касательно борьбы советской власти с Церковью рядом в экспозиции приведены две цитаты. В.И. Ленин: «Чем больше представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам расстрелять, тем лучше». И.В. Сталин: «Партия не может быть нейтральной в отношении религиозных предрассудков, и она будет вести пропаганду...».


Согласитесь – разные вещи: расстреливать или вести пропаганду. При этом замалчивается, что Сталин вместе с Лениным стоял за расстрелы духовенства (см. ниже).
Да, репрессии вполне нашли свое отражение – даны и цифры, и карта ГУЛАГа. Впечатляет. Но все это показано так, как если бы «выросло» само по себе, как будто не было личной сталинской воли на проведение репрессий. В то же время идея усиления классовой борьбы во время мирного социалистического строительства – это личная творческая находка тов. Сталина, теоретическая база для любого рода репрессий. В экспозиции вовсе отсутствует что-либо, что указывало бы на личное активное участие Сталина в уничтожении народа. В частности, не рассказано о том, что репрессии проводились по разнарядкам (инициатива сверху). На республику, на область, на район спускались цифры: столько-то человек «по первой категории» должно быть репрессировано (расстрел), столько-то – по второй (долговременное заключение). При этом сохранилось много документов – обращений с мест с просьбой об увеличении «лимита по первой категории» (что говорит, конечно, и о нравственном состоянии народа, раз находилось так много региональных сатрапов), с непременной сталинской визой: «За. И. Сталин», а нередко и со значительным увеличением – от вождя – запрашиваемого лимита. 

Впрочем, присутствие в экспозиции хотя бы одной подобной телеграммы сильно повредило бы «взвешенной установке» авторов выставки. Эта «взвешенность» хорошо видна и по укороченному характеру цитаты из знаменитого приказа N 270 от 16 августа 1941 г. – не сдаваться в плен. В экспозиции приведены лишь слова «сдающихся в плен врагу считать злостными дезертирами», но не сказано, что сдавшиеся в плен считались предателями, не сказано и о том, что их семьи подлежали аресту, не говоря уж о положении пленных в плену или об арестах выживших и вернувшихся на Родину. Приказ N 270 – одно из вопиющих преступлений Сталина против народа, который был ему безразличен. Идеологический поворот вождя к патриотизму не был пересмотром отношения к народу, но попросту единственным выходом в ситуации поражений первых месяцев войны. К осени 1941 г. Сталин вполне осознал это, что и сказалось на патриотическом характере его речи во время знаменитого парада 7 ноября 1941 г. Но существует и более раннее свидетельство осознания Сталиным указанной необходимости. 29 сентября – 1 октября 1941 г. Сталин принимал американскую делегацию по ленд-лизу, возглавляемую А. Гарриманом. По секретному донесению последнего, Сталин тогда сказал: «the Russian people were fighting as they always had "for their homeland, not for us", meaning the Communist Party» (см. http://labas.livejournal.com/910583.html) - «русские люди боролись, как и всегда, "за свое отечество, не за нас", подразумевая Коммунистическую Партию»). В экспозиции обсуждаемой нами выставки эта фраза вынесена на отдельный стенд и выглядит так: «Мы не питаем иллюзий, что люди сражаются за нас. Они сражаются за матушку Россию. Иосиф Виссарионович Сталин американскому послу Уильяму Гарриману». Не Уильям, а Аверелл, и в то время, как мы видели, не посол. Гарриман был им в течение 1943-1946 гг., а в 1941 г. послом был Лоуренс Штейнгардт. Но главное не это, конечно, а то, что «матушка Россия» мог сказать Петр Первый, но не Сталин! Но уж таков перевод с английского...
Однако, у нас речь о Сталине и Церкви, и мы будем держаться этой темы.
Летопись умалчивает...
В 2015 году Сретенский монастырь выпустил издание «Русская Православная Церковь ХХ век». 800 страниц, альбомный формат, достойного качества бумага и печать, на обложке – сонм новомучеников и исповедников российских. В предисловии автор проекта (тогда еще) архимандрит Тихон Шевкунов пишет: «Эта книга – хроника жизни Русской Церкви в ХХ столетии» (будем ссылаться на нее как на Хронику). В конце предисловия сказано: «Мы осознаем, что некоторые факты остались за пределами этой книги, и будем благодарны за ваши уточнения, дополнения и критические замечания, которые постараемся обязательно учесть при переизданиях». Поверим, хоть верится с трудом: необходимые  «уточнения и дополнения» должны носить характер, не соответствующий характеру издания, в особенности в том, что касается части «Новый курс» (1941–1957). Начиная с Великой Отечественной Войны Сталин представлен в Хронике как благодетель в отношении Церкви – явным образом и через умолчания. Ввиду общей тенденции, обозначенной нами как «Сталин-2», проблема достойна серьезного исследования, здесь мы, естественно, можем лишь коснуться отдельных моментов.  
Впервые Сталин упоминается в Хронике в связи с переписью 1937 года (январь) и началом репрессий. В Хронике почти ничего не говорится об активной позиции и активной деятельности Сталина по уничтожению Русской Церкви в начале 1920-х годов и в течение 1930-х годов. Упомянут (может быть, и случайно) лишь его ответ на телеграфный запрос одной из американских газет в марте 1931 г.: Сталин сказал, что да, представители духовенства в СССР преследуются, и он «жалеет лишь о том, что не смог до сих пор покончить со всеми ними». Но ничего не говорится ни о «Союзе безбожников» (1925-1945), председатель которого Ярославцев был верным сподвижником Сталина, ни о «Безбожной пятилетке» (1932-1937), объявленной 15 мая 1932 г. декретом правительства за подписью Сталина. Союз воинствующих безбожников к этому времени насчитывал свыше 5 миллионов членов, объединенных в более чем 60 тысяч ячеек. На каждом членском билете СВБ были напечатаны антирелигиозные цитаты из трудов Сталина.
Во «Вступлении» к части «Новый курс» признается, что после неудачного, по мнению власти, Совещания глав и представителей Церквей, состоявшегося летом 1948 г., наступил кризис в отношениях власти и Церкви. И далее: «Однако возвращения к репрессивной политике прошлых лет тогда не произошло и рубеж 1940-1950-х годов был для Русской Церкви временем стабилизации ее положения и максимального развития сил» (Хроника, стр. 293). В действительности, репрессии возобновились, хоть и не в масштабах 1930-х годов, а возможности нормальной жизни Церкви сознательно ограничивались властью, так что о «максимальном развитии» в то время говорить не приходится. Интересно, что текст Хроники в части «Новый курс» противоречит приведенному только что отрывку: рассказано и о расстрелах священников, и об арестах, и о запретах со стороны власти. Однако Сталин представлен сугубо положительно: к примеру, отмечено, как в некоторый момент Карпов предложил ужесточение политики в отношении к Церкви, а Сталин не дал тому хода. Установлению добрых отношений между властью (Сталиным) и Церковью уделено особое внимание. Глава, посвященная 1943 году, начинается с полностью приведенных текстов приветственных телеграмм, которыми обменялись на Новый Год митр. Сергий (Страгородский) и вождь (Хроника, стр. 324). Исторической встрече 4 сентября 1943 г. в Кремле православных иерархов со Сталиным (Хроника, стр. 327-331) отведено, как вы видите, около четырех страниц – в шестнадцать раз больше средней статьи, посвященной той или другой дате. Конечно, событие важное и достойное внимания. Нас интересует то, как представлен в нем Сталин. Приведем абзац, относящийся к совещанию между Сталиным и Карповым, предварявшим встречу с иерархами: «О восстановлении патриаршества в кабальных условиях казарменной государственности Русская Православная Церковь могла только мечтать. Помыслы духовенства и верующих удачно сочетались с тактическими замыслами Сталина». Здесь обращает внимание непроизвольное противопоставление «кабальных условий казарменной государственности» и – как сказать? мудрого? благожелательного? доброго? – Сталина. Мы увидим, что замыслы Сталина были всего лишь тактическими (точнее, стратегическими), что ни о какой реальной благожелательности с его стороны и речи быть не могло, но таков настрой Хроники, в которой рассказ о самой встрече начинается со слов: «Сталин, как и подобает хозяину, был любезен и доброжелателен» (Хроника, стр. 328). Ничего особенного, конечно, но в подробном рассказе об исторической встрече главы государства и церковных иерархов Сталин так и представлен – доброжелательным. И Хроника не скупится отвести затем место и для сообщения о встрече Патриарха Алексия I со Сталиным в апреле 1945 г. (умалчивается, что это была их последняя встреча!), и для текста поздравления Сталина со стороны Церкви с его 70-летием, и для текста телеграммы Святейшего Патриарха Алексия о совершении молебнов о здравии И.В. Сталина 4 марта 1953 г. Конечно, в реальной жизни панегириков Сталину со стороны Церкви было гораздо больше, и все же поставим под сомнение уместность и содержательность «церемониальных текстов», которые выдаются Хроникой чуть ли не за искренние. Понятно, в Хронике нет ни слова об отказах Сталина встретиться с Патриархом Алексием I в связи с «новым курсом нового курса» в 1948–1949 гг.
Примечателен текст, относящийся ко 2 августа 1946 г. «Контроль за деятельностью Совета по делам Русской Православной Церкви перешел к А.А. Жданову»: «Это означало ужесточение политики в отношении Церкви. В этот день последовало решение Политбюро, согласно которому именно на А.А. Жданова возлагалось председательствование на заседаниях Оргбюро и руководство работой Секретариата ЦК. Таким образом, он стал вторым лицом в партии и возглавил идеологическое направление. И.В. Сталин больше не мог единолично принимать решения, касающиеся Церкви. У «нового курса», который он проводил в отношении Церкви, были противники. К ним относился и Жданов». На наш взгляд, утверждение «больше не мог единолично принимать решения, касающиеся Церкви», с головой выдает просталинскую настроенность издания. Слова эти, по сути, являются как бы предваряющей оговоркой: мол, Иосиф Виссарионович к возобновлению гонений на Церковь в конце 1940-х годов (нашедших отражение в Хронике) непричастен... В то же время в книге виднейшего специалиста по истории нашей Церкви в ХХ веке М.В. Шкаровского «Русская православная  Церковь и Советское государство в 1943–1964 гг.» (М.1999, далее Шкаровский) можно прочитать: «Решение ключевых проблем государственной религиозной политики И. Сталин оставил за собой. Менее важными вопросами в правительстве занимались В. Молотов, а с 1946 г. К. Ворошилов, в ЦК ВКП(б) – поочередно (выделено автором статьи) Г. Маленков и А. Жданов» (Шкаровский, стр. 21).
Интересно, что рассказ о повороте к «новому курсу» (в частности, подробный рассказ о встрече иерархов с вождем) взят, в сущности, из книги О.Ю. Васильевой «Русская православная Церквоь в политике Советского государства в 1943–1948 гг.» (М. 2001, в дальнейшем Васильева) с аккуратной правкой: все критическое в отношении к Иосифу Виссарионовичу убрано. Два примера. У Васильевой между «только мечтать» и «помыслы духовенства и верующих удачно сочетались с тактическим замыслом Сталина» убрано несколько фраз, в частности: «Будет ли занят патриарший престол, решал... всемогущий Сталин. Но дело не в его предусмотрительной отзывчивости. Просто (выделено нами) помыслы... (и т. д.)» (Васильева, стр. 120). У Васильевой написано: «Сталин, как и подобает хозяину, был неудержимо любезен и доброжелателен». В тексте же Хроники выделенное нами слово (штрих лицемерия) убрано. Вообще Васильева пишет о Сталине максимально трезво, подчеркивая его игру, обращая внимание на его политические ходы, призывая не уклоняться в мифологическую сторону. Но при подходящей обработке и ее текст становится пригодным для такового уклонения.
Обратимся теперь к историческому Иосифу Сталину (о котором Хроника, по сути, умалчивает) и покажем, какова в действительности была его роль для нашей Церкви.
Последовательно стоял за расстрелы священников (1922)
С самого начала своей политической карьеры Сталин занимал активную позицию по отношению к Церкви: он ратовал за ее уничтожение. Начинать надо было с раскола, и Сталин принял в этом активное руководящее участие. В апреле 1922 г. он стал генеральным секретарем ЦК большевистской партии. Эта должность означала тогда координирующую деятельность, но генсек мог давать и указание на места. Так, в шифрованной телеграмме, посланной в апреле 1922 г. всем секретарям губкомов РКП (б) о мерах по церковному расколу, Сталин пишет: «взять на учет лояльные элементы духовенства и побудить их выступить против нынешней церковной иерархии, которая… обнаружила свою злую волю и бессилие, и тем скомпрометировала себя вконец» (И. А. Курляндский «Сталин, власть, религия», М.2011, стр. 134 – далее Курляндский). Разъясняя одному из адресатов, что не стоит торопиться с созывом (пусть и лояльного к власти) собора, генсек сообщал решение ЦК: «затянуть процесс раскола церкви, дать основательно разодраться попам и тем окончательно дискредитировать себя в глазах населения» (там же, стр.143). При редактировании утвержденных Политбюро лозунгов к 1 мая (1922) не кто иной, как Сталин, вписал: «Церковные ценности на спасение жизни голодающих братьев. Долой реакционных попов, укрывающих ценности!» (там же, стр. 138).

Кампания по изъятию церковных ценностей позволила власти организовать «законное» преследование «церковников». По многим городам весной и летом 1922 г. прошли суды, и то тут, то там и священники, и монашествующие, и миряне подвергались «легальным» расстрелам. По подсчетам Михаила Польского, общее число жертв превысило тогда 8 тысяч человек. Иосиф Сталин имел прямое отношение к трем процессам. 1) Вместе с Лениным, Троцким и Молотовым он выступил против помилования двух священников по «Шуйскому делу». Голосованием «четыре против трех» Политбюро и отказало в помиловании. 2) На Московском процессе (апрель-май 1922 г., подсудимых – 54 священника) расстрельных приговоров было пять (для нас, задним числом, такая цифра может представляться «ничтожной», но тогда так не думали), все они утверждались в Политбюро. Сталин последовательно стоял за расстрелы. 3) На известном Петроградском процессе (июнь-июль 1922 г., «дело митрополита Вениамина») к расстрелу были вначале приговорены 10 обвиняемых. После процесса в Политбюро обсуждался вопрос «О питерских попах». Сталин поставил подпись под решением: «Согласиться с постановлением комиссии о 4 и 6» (т.е. 4 казнить, 6 помиловать). Как ни странно, но в данном случае даже после решения Политбюро нашлись люди, пытавшиеся не допустить кровопролития. Одним из них был А.С. Енукидзе (его расстреляли в октябре 1937 г.), переславший Сталину ходатайство ВЦИК о помиловании. Немедленно (!) по получении оного Сталин добился секретного постановления Пленума ЦК РКП (б), проходившего в те дни и отклонившего ходатайство о помиловании (Курляндский, стр.189).
Итак, уже в 1922 г. Сталин запятнал себя кровью священников и мирян.

Врата адовы
В сентябре 1927 года Сталин встречался с американской рабочей делегацией. В архиве имеются и стенограмма встречи, и публикация в печати, посвященная этой встрече, и текст публикации с правкой Сталина. В ответе Сталина на вопрос о религии был откровенный пассаж, сохранившийся в стенограмме и не вошедший в публикацию: «…когда мы шли к власти, мы в своей программе имели требование свободы веры, свободы вероисповедания. Но это еще не значит, что мы административными мерами не воздействуем на людей в том смысле, чтобы они отказались от религии». А при подготовке к публикации Сталин вписал: «Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили. Беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано. Антирелигиозная пропаганда является тем средством, которое должно довести до конца дело ликвидации реакционного духовенства» (Курляндский, стр. 253-254). Так, замечает историк, уже в 1927 году вождь вбрасывал в общественное сознание установку на будущий масштабный антирелигиозный и антицерковный террор, лишь прикрывая ее словами о «пропаганде».
С 1925 г. в СССР существовал «Союз воинствующих безбожников», председатель которого Емельян Ярославский (Миней Губельман), как уже отмечалось, был преданным сподвижником Сталина. Нет сомнений, что деятельность «Союза» не только была хорошо известна Сталину, но и вдохновлялась им. На съезде «Союза воинствующих безбожников» в мае 1932 года были поставлены цели «Безбожной пятилетки» 1932–1937 г.г. Сами формулировки этих целей предполагали насилие, действия карательных органов. Окончательное положение звучало следующим образом: «К 1 мая 1937 года имя бога должно быть забыто на всей территории СССР» – таким образом, была прямо заявлена установка на полное уничтожение религии. Задним числом нетрудно понять, что формулировки «безбожной пятилетки» были подготовкой общественного мнения к развертыванию действий власти против религии, тем более, что лозунги Союза безбожников были обыкновенно политизированными, клеймили классовый характер религии, твердили о заговорах, чинимых духовенством, и т.п., и служили, таким образом, целям верховной власти.
Внешне власть была на стороне убеждения, агитации, пропаганды. Фактически же вопрос о религии, о существовании Церкви решался насильственным путем. Однако и в идеологической риторике звучали не доводы, но апелляция к низменному, пошлому. Говоря о характере крестьянина и о трудности переубедить его, Сталин предлагал примитивную схему: религия нужна мужику ради его хозяйственных, материальных интересов, оттого он так и держится за нее. И надо… высмеять попа! Приведем цитату из выступления Сталина на встрече с рабселькорами в декабре 1928 года. Во время этой встречи большое внимание было уделено антирелигиозной пропаганде. Один из вопросов с места касался часто встречающихся в деревне хулиганских выходок молодежи по отношению к Церкви и религии. В своем ответе Сталин признал кощунственные выходки хорошим средством борьбы с религией, но с оговоркой: делать это надо с умом! «Посмеяться над попом хорошо, — сказал он, — только надо уметь так это сделать, чтобы вызвать из-за насмешек над попом не озлобление среди крестьян, а хохот. …Уметь надо. Насмешка — дело хорошее, только надо уметь». Со знанием дела говорил (Курляндский, стр.243).
Некоторые историки (к ним относится, например, о. Дамаскин Орловский) считают, что репрессии 1937–1938 гг. были, по сути, ответом на результаты переписи населения начала 1937 г.: большинство людей назвали себя верующими, и такому народу полагалась кара.
Активная позиция Сталина в борьбе с «церковниками» прослеживается в ряде документов, относящихся к террору 1937–1938 гг. Известно, что начало массовых репрессий было положено февральско-мартовским Пленумом ЦК ВКП (б) 1937 г. На нем обсуждалась опасность проникновения «антисоветских элементов» в органы власти — в связи с предстоящими выборами в Советы. Один из докладчиков, Е.Г. Евдокимов, пожаловался на засилье «сектантов» в Азово-Черноморском крае. Сталин прервал его: «Что же ты, Евдокимов, смотришь?» (Курляндский, стр. 491).
В ноябре 1937 г. Сталин получил письмо о вредном влиянии Церкви в Белоруссии. Он наложил резолюцию: «Т. Ежову. Надо бы поприжать господ церковников» (Курляндский, стр. 516). Ежов, выступая на активе НКВД Украинской ССР в феврале 1938 г., заметил, что у начальников УНКВД «оказывается, живыми еще ходят 7 или 8 архимандритов, работают на работе 20 или 25 архимандритов, потом всяких монахов до чертика. Почему всех этих людей не расстреляли давно? Это все-таки не что-либо такое, как говорится, а архимандрит все-таки (Смех). Это же организатор, завтра же он начнет что-нибудь затевать». Политбюро, не откладывая, прямо в день выступления наркома внутренних дел, выделило для Украины самый большой дополнительный лимит «по первой категории» — на 30 тысяч человек. По архивному документу, диктатор лично отредактировал текст этого постановления и расписался: «За. И.Сталин» (Курляндский, стр. 518).
Заслуги Ирода
Ирод Великий был деятельным правителем. Он прославился прежде всего реконструкцией Второго Храма. По сути, имело место новое строительство, которое началось в 22 году до н. э. и продолжалось 9 лет. (Во время работ службы в Храме не прекращались). В пригороде Иерусалима, как место развлечения высоких гостей из Рима, Ирод построил большой амфитеатр, раскопанный в недавнее время израильскими учеными. В самом Иерусалиме Ирод возвёл дворец и цитадель Антонию. Ирод также построил средиземноморский порт Кесария. Полной реконструкции подверглась Самария, переименованная на греческий манер в Себастию, где Ирод построил жильё для своих солдат. Итак, он был великим строителем. Но не только как строитель проявлял он чувство ответственности за свое государство. Примерно в 25 году до н. э. Иудейское царство постиг неурожай и последующий за ним голод. Ситуация усугублялась тем, что казна была истощена широкомасштабным строительством минувших лет. Тогда Ирод собрал в своем дворце всё золото и обменял его в Египте на хлеб. Оперативная и эффективная борьба с голодом снискала в то время Ироду народную любовь.
В то же время имя его стало нарицательным. Помимо избиения вифлеемских младенцев, известны и другие проявления крайней жестокости Ирода: так, он казнил (как заговорщиков) собственную жену, которую очень любил, и двоих своих сыновей.
Несомненны заслуги Сталина как государственного деятеля: промышленный подъем (см., впрочем, ниже, какой ценой), развитие науки, постановка образования. Нельзя отрицать и его заслуг военного характера. Читайте статьи о заслугах Сталина на «красном» сайте «Однако», в них много содержательного. Но нельзя отрицать и того, что все это – заслуги Ирода. Нехорошо забывать об этом и говорить, что о человеке, мол, следует судить по тому, что он сделал доброго. Доброго?!
Конечно, как исторические личности, как политические деятели Ирод и Сталин несопоставимы, Сталин куда «масштабнее». Но эта масштабность – в сторону Великого Инквизитора, в сторону Антихриста. Ибо, как злодеи, как служители зла, Ирод и Сталин – «близнецы-братья». В том и другом – априорное пренебрежение к ценности человеческой личности, априорная готовность к уничтожению любой человеческой личности. «Нет человека – нет проблем», – припечаталось к Иосифу Виссарионовичу, хотя сам он того не говорил. Но если б сказал, то сказал бы свое.
Отцу лжи понравилось
Зимой 2012/2013 гг. в музее современной истории России проводилась организованная Православным Тихоновским университетом выставка «Преодоление», с подзаголовком «Церковь и советское государство». Одним из экспонатов этой выставки была машинописная рукопись «интервью», якобы данного митр. Сергием Страгородским американскому журналисту (и опубликованного в «Известиях» и «Правде» 16 февраля 1930 г. – в Хронике оно не упомянуто), а в действительности написанного Ярославским и подправленного Сталиным. За стеклом были хорошо видны характерные для Сталина творческие движения его цветного карандаша. Об этой относительно недавней находке российских историков подробно рассказано в статье, ей посвященной, на сайте «Православие и мир».

Благодеяние, но не ради блага

Историки по-разному объясняют мотивацию Сталина в установке на «новый курс» по отношению к Церкви. Она была стратегической, прагматической, политической, но каждый из историков, внимательно изучавших данный вопрос – А.Л. Беглов, О.Ю. Васильева, И.А. Курляндский, М.В. Шкаровский, – отвергает миф о «пересмотре ценностей» Сталиным, в то время как Хроника пытается (аккуратно, но пытается) утвердить именно этот миф. Предлагаем вниманию читателя интервью И. Курляндского «Без иллюзий. Сталин и Церковь — история отношений», данное 8 марта 2013 г. в связи с 60-летием со дня смерти Сталина и опубликованное на сайте храма новомучеников и исповедников российских в Бутове, а также статью О.Ю. Васильевой «Церковный сталинизм: легенды и факты», опубликованную в альманахе «Альфа и омега» 10.05.2011 и на сайте «Православие и мир». И. Курляндский утверждает, что Сталину приходилось считаться с политикой немецких оккупантов, позволявших возрождать церковную жизнь на занятых ими территориях. О. Васильева делает акцент на том, что с весны 1943 г. было ясно, на чьей стороне теперь стратегическая инициатива в шедшей войне, и Сталин уже тогда задумывался над послевоенным разделом мира. В противостоянии Западу он считал необходимым создание «православного Ватикана» в Москве (каковая идея в 1948 году и провалилась).

Вынужденная, но весьма не благовидная роль

В послевоенных отношениях Церкви и советского государства есть один важный момент, вспоминать о котором каждому верному Церкви человеку весьма неприятно и который не нашел никакого отражения в Хронике. Власть вынуждала Церковь заманивать в СССР русских эмигрантов. Церкви-то верили! А на родине их обычно тут же сажали за решетку, и судьбы их складывались по-разному. Бог судья владыке Николаю Ярушевичу, игравшему главную роль в таком заманивании; неизвестно, знал ли он, чем дело заканчивалось. Кажется странным: зачем это было нужно? Очень просто – в СССР пытались вернуть (а там уж с ними и «разобраться») всех «белоэмигрантов», в порядке мстительности «красных». Мстительность Сталина хорошо известна, и вряд ли можно счесть его здесь непричастным.

Возобновление гонений
Если кому-то из православных кажется, будто к сентябрю 1943 г. Сталин изменил отношение к религии, то пусть он обратится к следующему эпизоду. Во время обеда, после второго заседания Тегеранской конференции в ноябре 1943 года, по воспоминаниям Черчилля и других участников, произошел такой краткий диалог. Черчилль: «Я полагаю, что Бог на нашей стороне. Во всяком случае, я сделал все для того, чтобы он стал нашим верным союзником…» Сталин: «Ну, а дьявол, разумеется, на моей стороне. Потому что, конечно же, каждый знает, что дьявол — коммунист. А Бог, несомненно, добропорядочный консерватор…» 


Но самый простой способ избежать иллюзий насчет благорасположенности Сталина к религии, к Церкви – это познакомиться с тем, что рассказывают об отношениях Церкви и советского государства наши историки. Для И. В. Сталина, как пишут они согласно, было важным создать видимость благополучия в религиозном вопросе, а за этой ширмой поставить Церковь под жесткий контроль, встроить ее в систему своей власти. Неслучайно данную работу он поручил Наркомату госбезопасности. Сталинский «специальный орган» и правительство (точнее, правительственный дуэт Сталин-Молотов) держали Патриарха «вечным шахом» (Васильева, стр. 122). Контроль был четко организован: с 1 ноября 1943 г. для всех приходов и церковных объединений Совет установил ежемесячную отчетность с подробным изложением  всех сторон их деятельности (Хроника, стр. 337).
Первые существенные ограничения деятельности Церкви последовали уже в конце лета 1948 г. 25 августа под давлением Совета Синод был вынужден принять решение о запрещении крестных ходов из села в село (а вскоре были запрещены и все крестные ходы, кроме пасхальных), духовных концертов в храмах вне богослужения, печатания посланий епископов, разъездов архиереев в период сельхозработ, молебствий на полях и т.д. (Хроника, стр. 408). Затем последовал отказ в открытии 28 церквей, уже после получения разрешения на их открытие Советом Министров за подписью К. Ворошилова, в связи с отсутствием подписи И. Сталина (Хроника, стр. 413). С этого момента и до смерти Сталина ни одна новая православная церковь не была открыта. Более того, в конце 1940-х годов началось массовое изъятие церковных зданий для переоборудования их под клубы (Шкаровский, стр. 42). С конца 1940-х гг. возобновились аресты священников (Хроника, стр. 407, 411). В марте 1949 г. Г. Карпов указал Патриарху Алексию, что «Синоду и патриархии следовало бы продумать сумму мероприятий, ограничивающих деятельность церкви храмом и приходом» (Хроника, стр. 418). С конца 1940-х годов возобновляется и отодвинутая, было, на задний план атеистическая пропаганда. Стали активно преследоваться совершавшие религиозные обряды коммунисты и комсомольцы. Таковы были «стаблизация положения Церкви и максимальное развитие сил».

Душа пребывала в ожесточении
Несложный вопрос, так кажется, мог бы отрезвить православного неосталиниста: «Вот ты проникновенно говоришь о Сталине, так хорошо разбираешься в его благодеяниях, оказанных нашей стране. А ты молишься о упокоении его души? От сердца, с любовью – ну раз ты так его любишь?» Не думаю, что в ответ мы услышали бы «Конечно». И это естественно. Молясь об умершем, мы вступаем в некую незримую связь с душой покойного, так что всякий нормальный православный верующий поостережется молиться о Сталине.
Существует книга, написанная американским историком и недавно вышедшая у нас в переводе: Саймон Монтефиоре. «Молодой Сталин» (М. АСТ. 2014). Именно Саймону Монтефиоре, изучившему документы в архивах Москвы и Тбилиси, удалось документально доказать организацию Иосифом Джугашвили знаменитого вооруженного ограбления на центральной площади Тифлиса двух карет госбанка в июне 1907 года. Во главе боевой группы из 20 человек (в том числе трех девушек, под платьями у которых были спрятаны маузеры) он поставил друга детства Симона Тер-Петросяна по кличке Камо. Было взорвано более десяти бомб и похищено 250 тысяч рублей (по тогдашнему курсу — более 4 млн долларов). Были убитые и раненные, из нападавших же никто не пострадал, и все скрылись. Тогда-то и получил Иосиф прозвище «Коба», по имени национального грузинского героя, благородного разбойника Кобы.
Коба был абсолютно бесстрашен, главное – он совсем не боялся Бога. Готовность действовать –  его характерная черта, соединенная с умом, цинизмом и жестокостью. Иосиф достиг вершин власти и вполне сохранил в себе ум, цинизм и жестокость.
Коротко об индустриализации «молодой страны советов» начала 1930-х гг. Многим кажется, будто дело было в энтузиазме, но существенную роль играла также большая помощь со стороны США и других стран Запада. Не бескорыстная: мы расплачивались поставками зерна. Именно этой необходимостью рассчитаться объясняется страшный голод на Украине. Сталин пишет Молотову в конце лета 1930 г.: «нужно бешено форсировать вывоз хлеба» (Осокина Е.А. За фасадом «сталинского изобилия». М. 2008, стр.105). Вождь дошел до того, до чего и Ирод не дошел бы: крестьянам не оставляли зерна даже на пропитание, а чтобы ограничить их приток (за едой) в города, выставляли кордоны ОГПУ. Руководящие работники Украины, ответственные за поставки зерна, «подбадривались», как пишет Курляндский, угрозами кар. Их отчеты о жестоких репрессиях против «саботажников» удовлетворили вождя, и он написал: «Наконец-то вы начинаете браться за дело по-большевистски» (Курляндский, стр. 41).
Выразительны сохранившиеся в архиве небольшие записки Сталина 1937-1938 гг., обращенные к Ежову: «Избить Уншлихта за то, что не выдал агентов Польши». «Бить во всю Рябинина, почему не выдал Варейкиса». «Допросить Агопу (крепко)». «NB. Вальтер (немец). Избить Вальтера». «Не «проверять», а арестовать нужно». «Расстрелять всех» (резолюция на записке о 399 арестованных в Новосибирской области бывших военных и чиновников царской армии). «Т. Ежову. Очень важно. Нужно пройтись по Удмуртской, Марийской, Чувашской, Мордовской республикам, пройтись метлой». Здесь приведена лишь небольшая часть таких записок (см. Курляндский, стр.42-43).
В опровержение мифа о якобы происшедшем в душе Сталина внутреннем перевороте во время войны следует обратиться к так называемому «делу врачей» (1952). Сохранилось много свидетельств о крайнем недовольстве Сталина медленным продвижением дела и о его требованиях применения пыток. Одним из наиболее часто цитируемых документов в этом плане является записка от 15 ноября 1952 года министра госбезопасности С.Д. Игнатьева Сталину по «делу врачей» и «делу Абакумова»: «Во исполнение Ваших указаний от 5 и 13 ноября с.г. сделано следующее… К Егорову, Виноградову и Василенко применены меры физического воздействия, усилены допросы их… Подобраны и уже использованы в деле два работника, могущие выполнять специальные задания (применять физические наказания) в отношении особо важных и особо опасных преступников».
 

Жестокий Коба прожил насыщенную, «удавшуюся» и ожесточенную жизнь, так что и к смертному порогу подходил как жестокий Коба.
Феномен слева
Трудно понять, кто стоит за проектом «Сталин-2 не без Церкви», какие, как говорится, силы. Какие-то, может, и стоят. Понятно, что сторонний Церкви культурный человек поморщится и подумает интеллигентски-неприязненно: «Правительственный заказ». А мы останемся при своей некомпетентности и от суждений воздержимся. Но подивимся сродникам по вере, подивимся их готовности, размышляя «масштабно», черное выдавать за белое. Казалось бы, пусть лишь те, «внешние», тешатся мифами, им без мифов не прожить, им очень трудно внутренне – без Христа, без благодати. Но нам-то на что почитание Сталина? Какое согласие между Христом и Велиаром? (2 Кор.6.14-15)
Нельзя не заметить при этом, что у православных сталинистов есть одна, с трудом переносимая особенность – зацикленность мысли на Сталине. Не дай Бог начать разговор о нем с таким человеком или случайно, что называется, подбросить тему. Придется лекцию выслушать – и уж тут быть поосторожнее, огонь не поддерживать. А то весь сайт «Однако» выльют на голову. Скажешь о репрессиях – услышишь, что они сильно преувеличены, и совсем не миллионы были  пострадавших, а всего только 700 000 человек было расстреляно  в 1937–1938 гг. А в США в то же самое время!! – узнаешь много интересного. Скажешь о жестокости – нет, оклеветан был Сталин, оклеветан, в частности, писателем Анатолием Рыбаковым, приписавшим ему фразу «Нет человека – нет проблем». Факт верный, да и вообще сталинисты пообразованней – народ тертый и знающий, откусят не только руку. Скажешь еще что-нибудь – и еще что-нибудь услышишь. Особая «песня православных сталинистов»: сравнение Сталина и Николая II, в пользу исключительно первого. Слушаешь и думаешь: «Господи! Ну и феномен слева! Надо оградительные молитвы читать». И точно, если прочитать про себя раза три «Взбранной Воеводе победительная» – отвяжется брат-сталинист, имейте в виду, испытанный способ.
«Востоком Ксеркса иль Христа?»
Бог дает по желанию сердца, предоставляя затем решать самому народу, нравится ему или нет, что мечта – сбылась. Хотели избавления от самодержавия – получили. Хотели свободы либерального толка – получили в том виде, на какой способны. И если мы захотим, чтобы нами правил умный, толковый, одаренный организационными способностями Великий Инквизитор – мы его получим. Сладость избавления от свободы во Христе, подлая готовность к таковому избавлению вполне живет в человеческих сердцах – не на пустом же месте писал Достоевский соответствующую «поэму» Ивана Карамазова. Легче вручить свой совестный выбор «пришедшему во имя свое» (Ин.5.43), чем ходить перед Богом. И легче мечтать, чем смотреть правдиво. Особенно удобно мечтать о прошлом, выдавая за действительное и якобы неоцененное свое желаемое и искаженное. Легче мечтать о Сталине как о «красном императоре» (реальное выражение одного духовного лица), чем предстать перед сонмом новомучеников российских и задуматься над смыслом их подвига. Над патриотическим смыслом их подвига! Они жили в России, которая стала «Востоком Ксеркса» (по Владимиру Соловьеву), но умирали за Россию Христа. Мечта же о Сталине есть мечта об Антихристе.