1941–1945. Можем повторить?
Священник Феодор Людоговский размышляет о том, почему страшная война фактически забыта многими людьми, а также о том, что её повторение – не такая уже и фантастика.
Я плохой публицист. Хороший публицист (колумнист, эссеист) пишет иронично и метафорично; его язык не лишен приятности и некоторой цветистости, однако же всему он знает меру; он уважает и ценит своего читателя, а потому не дает ему готовых ответов, не пичкает его моралью, а лишь предоставляет факты и делает намеки – читатель же, будучи взрослым эрудированным человеком, волен сам делать выводы из сказанного.
Я плохой публицист – и я не буду говорить намёками. Трудно найти в себе силы на изящную иронию, когда сердце переполнено горечью, когда ты находишься на грани отчаяния.
Недавно на одной из московских улиц (впрочем, к чему эти неопределенности: это был Сущевский вал, дом 59, рядом с выходом из метро «Марьина роща») я увидел машину с наклейкой на заднем стекле. Нет, это было не привычное уже «Спасибо деду за Победу!» с георгиевской ленточкой в каком-нибудь неожиданном месте. Надпись на серой «Волге» гласила: «1941–1945. Можем повторить».
Я понимаю, что во многих своих публикациях говорю очевидные вещи. Но опыт показывает, что очевидное для одних является тайной за семью печатями для других. Поэтому позволю себе напомнить, что такое «1941–1945».
Это самая страшная война в истории нашей страны и в истории всего человечества. Это 30 миллионов погибших наших соотечественников. Это миллионы и миллионы людей, подорвавших свое физическое и душевное здоровье, миллионы раненых и калек, вдов и сирот. Это разрушенные города, разрушенные семьи, разрушенные жизни. Это война, после которой наша страна так и не оправилась.
Можем ли мы это повторить? Да, легко. Но пока мы еще не соскользнули в бездну кровавого хаоса, хотелось бы понять, как мы дошли до жизни такой. По всей видимости, в те два десятка лет, что прошли с распада СССР, в нашей стране выросло поколение, для которого война – нечто доисторическое, произошедшее в некую легендарную эпоху и известное в основном по анекдотам про Штирлица. Иначе откуда бы взялось это пошловато-бодрое «Спасибо деду за Победу»?
Если ты благодаришь человека за то, что он спас твою жизнь ценой своей, то тут вряд ли уместны придурковатые частушки. Но если этот дед – фольклорный персонаж наподобие Чукчи или Вовочки – тогда почему бы нет? Тогда всё это и в самом деле может быть весёлым и прикольным.
Подобно памяти о войне исчезает и память о красном терроре, о сталинских репрессиях, о советских концентрационных лагерях, о роли большевиков и чрезвычайки в той трагедии нашего народа, которая разыгралась в XX столетии. Нынче мы всё больше слышим, каким мудрым правителем был отец народов. Конечно, пишут (как и в советское время писали), были ошибки, недочеты и перегибы, но в целом…
Но в целом отсутствие исторической памяти оборачивается предательством памяти тех, кто пал от рук сталинских и гитлеровских палачей. И ведь преданными оказываются не какие-то древние скифы – это наши деды и прадеды, бабки и прабабки. И если постсоветские люди готовы отречься от своих вовсе не далёких предков, то о каком будущем нашей страны можно думать? И если наш «православный» народ настолько не ценит человеческую жизнь – могут ли эти люди считать себя учениками Христа, отдавшего свою жизнь за многих?
Простите меня – я не могу писать красиво. Волга впадает в Каспийское море, лошади кушают овёс и сено, нужно учиться на своих ошибках, без прошлого нет будущего… Всё это прописные истины. Но видимо, не для всех.
1941–1945. Можем повторить? Легко.