Феодор Тобольский: Инвалид-мученик
Анастасия Коскелло 

11 сентября (29 августа ст.ст.) 2012 года исполнилось 75 лет со дня мученической кончины святого Феодора Тобольского (Федора Михайловича Иванова). Православная Церковь празднует его память 12 сентября (30 августа н.ст.).

Федор Иванов, мирянин, 42 лет, был расстрелян в 1937 году в тюрьме г. Тобольска. Основанием для ареста Федора стала справка, данная председателем Тобольского городского совета, в которой говорилось, что «Иванов является фанатиком-религиозником, …готовящим подготовку к вооруженному восстанию против советской власти…».

На деле обвиняемый был лежачим больным – инвалидом. На момент ареста он почти 30 лет не вставал с постели. В тюрьму его пришлось доставлять на носилках.
Как сообщает в его житии игумен Дамаскин (Орловский), Федор, мальчик из бедной многодетной семьи, с детства прислуживал в городском соборе. Собор был холодным, и, ночуя в нем, ребенок не раз сильно простужался. В возрасте тринадцати лет он заболел суставным ревматизмом и через год получил паралич ног.

Первые несколько лет боли были такими сильными, что временами мальчик кричал. Но в 1916 году во время праздничной службы юношу приложили к мощам новопрославленного святителя Иоанна Тобольского.  С этого времени, хотя он по-прежнему не мог ходить, боли в ногах у него прекратились.
Несмотря на образ жизни лежачего больного, Федор не страдал от изоляции и одиночества. Круг его общения с годами только расширялся. Многие верующие люди посещали Федора дома, причем не из жалости или снисхождения к его немощам. Напротив, в общении с Федором люди находили поддержку и утешение для самих себя.

«Приходили монахи, священники, архиереи. Иной раз в соборе шла всенощная, начиналось елеопомазание, архиерей сколько-нибудь народа помажет, его заменит священник, а архиерей уходил к Феодору, его помазывал, а затем всех домашних, – пишет игумен Дамаскин (Орловский), – Из ссыльных священников Феодора посещали настоятель Марфо-Мариинской обители о. Митрофан Серебрянский и о. Георгий Скрипка».

Федор вел активную переписку. Многие, подчас незнакомые, люди писали ему в надежде на совет и утешение. Он снискал славу безотказного молитвенника. Особенно народ устремился к нему после того, как в тридцатых годах было арестовано почти все духовенство. Не будучи священником, не имея возможности исповедовать и благословлять, мирянин Федор, тем не менее, оказывал бесценную духовную поддержку всем страждущим.

Так продолжалось вплоть до 1937 года, когда Тобольский отдел НКВД инициировал очередную волну арестов по обвинению в «антисоветской агитации». В августе власти предупредили Федора, что если к нему не перестанут ходить люди, то он также будет арестован. Вскоре к нему пришли с обыском – забрали книги и переписку. Вечером того же дня его навестила сестра Евгения с мужем; Феодор был радостный и спокойный.

– У тебя сегодня кто-нибудь был? – спросила Евгения.
– Были. Они очень скоро снова придут. Да что на них внимание обращать.
Сотрудники НКВД пришли через несколько дней.
– Кто дома есть? – спросил военный.
– Все дома,  – ответила Евгения Михайловна.
– И хорошо. Федора Иванова мы забираем.
Евгения прошла в комнату к Феодору, военный за ней.
– Федя, вот здравствуй. Гости к тебе понаехали.
– Ну и что же, я всегда рад гостей принимать, – кротко ответил подвижник.
– Мы вас забираем, – сказал военный.
– Ну что же, раз у вас есть такое распоряжение, то я подчиняюсь власти.
Феодор лежал все эти годы в постели в длинной рубахе, и мать его Елизавета пошла за костюмом, единственным у него, приготовленным на смерть, но ее остановили:
– Не понадобится, не нужен будет.
Приготовили носилки. Подошедший сотрудник НКВД сказал:
– Ну, давайте будем класть, – а сам вполголоса спросил у Феодора, – А как же вас брать?
– А вы вот так сделайте руки, – он показал, – в замок, и закиньте мне за голову. А второй за ноги пусть держит.
Ноги у него не гнулись, были как палки, но чувствительности не потеряли. Один из них подхватил его за ноги, но, сразу почувствовав огромную силу подвижника, от испуга вскрикнул и бросил Феодора. Подбежала сестра, подхватила ноги больного и закричала на них:
– Изверги! Что вы делаете над больным человеком? Что у вас спешка такая?
– Не волнуйся, – с любовью, утешительно произнес Федор, – вредно волноваться.
Когда Федора, наконец, положили на носилки, он помолился и сказал:
– Дорогие мои мамочка и сестра, не ждите меня и не хлопочите; все равно правды не скажут. Молитесь. Не плачьте обо мне и не ищите!
Перед расставанием Федор попросил у сестры Евгении ее красный берет:
– Ты дай мне свою шапочку. Я хоть красный цвет не больно люблю, но пускай это будет на память, на сколько бы этой памяти ни хватило.

Он надел шапочку, и его увезли в тюрьму. В камере Феодора положили лицом к стене, чтобы он никого не видел, и запретили ему разговаривать.
Известно, что в тюрьме Феодора ни о чем не спрашивали, на допросы не носили, следователь в камеру не приходил. И никого из ста тридцати шести арестованных в одно время с ним также не спрашивали о Феодоре. Все обвинение основывалось на справке, данной председателем Тобольского уездного совета. 11 сентября «тройка» УНКВД приговорила его к расстрелу. Феодор был расстрелян в Тобольской тюрьме, на территории которой погребен.

Житие святого Феодора оставляет немало вопросов. Какую опасность мог представлять для советского строя лежачий инвалид, пусть даже «фанатик-религиозник»? Были ли у безбожной власти хоть какие-то человеческие, земные аргументы в пользу уничтожения подобных «врагов народа»? Переписка Феодора не сохранилась, — мы не знаем, сказал ли он какие-то особенные слова, которые спровоцировали арест.
Смерть Феодора, несмотря на всю пронзительность ее описания, для эпохи ежовщины не уникальна. 30 ноября 1937 года будет точно так же арестован и вынесен из дома на носилках святой новомученик митрополит Серафим (Чичагов). Смертельно больного владыку доставили в тюрьму на карете скорой помощи. 7 декабря тройка УНКВД по Московской области приговорила его к расстрелу по обвинению в «контрреволюционной монархической агитации».

Жертвами небывалого в истории террора 1937-38 годов стали десятки тысяч немощных, беззащитных, беспомощных людей. Ужас феномена новомучеников еще и в том, что и святой Феодор, и священномученик Серафим – в каком-то смысле «одни из многих»…

В начале 1938 года началась масштабная компания по «изъятию» инвалидов из тюрем и лагерей. Есть сведения, что в феврале-марте 1938 года только по тюрьмам Москвы и Московской области было расстреляно 1,160 инвалидов. Из всех подсудимых инвалидов расстреливали в первую очередь – потому что в лагеря их не принимали из-за нетрудоспособности, а в тюрьмах не хватало мест для вновь арестованных.  Неужели таким нечеловеческим способом коммунистический фашизм избавлял советских граждан от «лишних ртов»?

Святой Феодор Тобольский канонизирован определением Священного Синода от 7 октября 2002 года, по представлению Тобольской епархии.
В Ханты-Мансийской епархии, на 723 км газопровода «Уренгой-Сургут-Челябинск», в вахтовом поселке, в 2007 году освящен храм в честь святого мученика Феодора Тобольского.