ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИЦЫ СЕРАФИМЫ

ИГУМЕНИИ ФЕРАПОНТОВА МОНАСТЫРЯ

Начало пути

В миру Елизавета Николаевна, родилась в 1859 году в городе Устюжне Череповецкого уезда Новгородской губернии в купеческой семье Николая и Ольги Сулимовых. Исповедные росписи той устюжской церкви, прихожанами которой они были, перечисляют всех членов семьи, начиная с деда, названного мещанином, переехавшим из города Осташкова, Абрамом Абрамовичем Сулимовым, и его супруги Параскевы Ивановны. Елизавета была младшей дочерью Николая Абрамовича и Ольги Семеновны. В их семье было шестеро детей: Алексей, Татьяна, Наталья, Параскева, Евгений и Елизавета. Трое из детей избрали в дальнейшем монашеский путь, судьба остальных неизвестна.

Воспитание дети получили от своих боголюбивых родителей, грамоте тоже учились дома. Больше ничего не известно о детских годах Елизаветы. Когда девушке исполнилось 17 лет, она поступила в женский Леушинский монастырь, последовав за старшей сестрой Натальей, которая была старше Елизаветы на 9 лет. Наталья рано вышла замуж за фельдшера Прокофьева и также рано овдовела. В 1871 году она стала насельницей Леýшинского монастыря, тогда ей исполнился 21 год.

Леушинский монастырь

Первоначально община сложилась при храме во имя Предтечи Господня Иоанна, который построила в 1862 году на свои средства и в своем имении владелица Г.В. Каргопольцева, в полутора верстах от деревни Леушино. Общину возглавила монахиня Сергия из Софийского монастыря города Рыбинска. Она собрала шестерых сестер, и в январе 1875 года Леушинская община получила официальное утверждение. Наталья Прокофьева была в числе первых насельниц.

Сестры жили в крайней нужде и тесноте. Престарелую мать Сергию сменила в 1877 году монахиня Леонтия из Горицкого монастыря. Новая начальница начала строить келейные корпуса и церковь. Однако община терпела большие притеснения от владельцев Максимовых, перекупивших имение от Каргопольцевых. Это привело к тому, что мать Леонтия ушла на покой и вернулась в свой Горицкий монастырь. В это же время покинула обитель и Наталья, по-видимому, из-за нестроений. Она вернулась в общину через два года, когда начальницей назначили молодую и деятельную монахиню Таисию (Солопову), сумевшую за короткий срок превратить малую общину в процветающий монастырь.

Елизавета Сулимова пришла в Леушинскую общину еще при монахине Леонтии в 1877 году. И хотя ей тяжело было переживать смуту между сестрами и семейством Максимовых, она не сходила с избранного пути и не покидала обители. Матушка Таисия приняла в управление Леушинскую общину в 1881 году. В новгородский Званский монастырь, в котором она состояла казначеей, пришла телеграмма от митрополита Исидора, предписывавшая ей срочно отправляться в Петербург. Митрополит знал мать Таисию еще со времени ее учебы в институте. Теперь он избрал ее для управления неблагоустроенной общины, так как считал монахиню Таисию способной к этому делу.

– Старому там и делать нечего, сказал ей при встрече Митрополит, эта община требует умного распоряжения, деятельного надзора; она мне надоела. Я тебя четвертую назначаю. А если и ты не сделаешь ничего полезного, то я ее закрою.

Матушка Таисия горячо принялась за дело. В том же году она открыла церковно-приходскую школу, а через два года училище для девочек-сирот духовного звания. Территория обители была, наконец, обнесена каменной оградой. Начались постройки гостиницы для богомольцев, подворья в Череповце и многочисленных хозяйственных строений. Но главным было то, что настоятельница сумела объединить сестер, показывая им пример настоящего монашеского устроения.

Елизавета Сулимова в течение семи лет находилась на испытании, пока в 1884 году не была определена в число послушниц. Она выполняла различные послушания, кроме того, имея хороший музыкальный слух, училась управлять хором. Тогда же общину впервые посетил епископ Новгородский Анастасий, прибыв пароходом по реке Шексне на праздник Иоанна Предтечи, покровителя обители. Владыка прошел по всем помещениям, детально знакомясь с обстановкой, осмотрел корпуса, трапезную, кухню, ризницу, просфорню, все подвалы, а также конюшню и амбары. Не осталось ничего непроверенным. Посетил он и кельи, разговаривал с сестрами. Всем виденным епископ остался очень доволен, и составил подробный доклад Митрополиту. После посещения обители высоким гостем и его благожелательного отзыва мать Таисия подала прошение о переименовании общины в общежительный монастырь.

В сентябре 1885 года монастырь праздновал свое открытие, а в октябре монахиню Таисию посвятили в сан игумении. Для сестер это была большая радость. Они видели уже на деле, что обитель их окрепла, и ждали нового желанного события первого монашеского пострига в монастыре. Матушка Таисия давно готовила некоторых сестер к этому важному в их жизни дню. Ни Наталья, ни Елизавета не попали в число первых постригаемых сестер, поскольку были еще очень молоды. Тогда постригали в монашество после долгих лет послушничества, особенно в женских монастырях. Иногда только в конце жизни послушница становилась монахиней.

Кроме послушаний, назначаемых на каждый день, матушка Таисия еще определяла род занятий каждой сестры по ее способностям и наклонностям. В обители были различные мастерские: рукодельная, швейная, иконописная, золотильная, чекальная, башмачная. Сестры несли и больничное послушание. Наталье приходилось чаще всего собирать пожертвования для монастыря, выезжая в другие города. А Елизавета, благодаря хорошим музыкальным данным, была назначена регентшей руководительницей церковного хора. Обучала ее игумения Таисия, которая в течение многих лет была регентшей в прежнем своем монастыре.

Игумения Таисия

Большое влияние на сестер имела сама настоятельница. Она была истинной матерью для насельниц. Матушка претерпела множество скорбей, будучи послушницей, поэтому бережно относилась к своим подопечным, и любовью побеждала все невзгоды, неизбежные в общежитии. Видя ее пример, инокини и сами учились тому же. Скольких новых игумений дал другим обителям Леушинский монастырь!

В миру Мария Васильевна Солопова, родилась в Петербурге в 1840 году. Родители ее происходили из древних фамилий, отец был потомственным дворянином, новгородским помещиком, мать была из рода Пушкиных, москвичка. Из автобиографических записок игумении Таисии, она была Богом дарованной дочерью скорбной матери, которая лишалась своих детей еще в младенчестве. Мать не раз ходила на богомолье, молясь о том, чтобы хоть одно родившееся ее дитя осталось в живых, давала обеты, что воспитает ребенка по-христиански. Она в точности исполнила обещание, с младенчества наставляя свою дочь Марию в правилах набожности, милосердия и молитвы.

Еще учась в Павловском институте благородных девиц, Мария избрала для себя монашеский путь, но хранила решение в тайне по той естественной причине, что это могло вызвать в семье и обществе сильнейшее противодействие. На последнем выпускном экзамене по Закону Божию ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии был удивлен тем, что выпускница Мария Солопова знает всё Евангелие наизусть.

– Что побудило вас выучить все Евангелие? спросил он институтку Марию. В ответ ректор услышал:

– Каждое слово Евангелия так приятно и отрадно для души, что мне хотелось его всегда иметь при себе, а так как с книгой не всегда удобно быть, то я вздумала заучить все. Тогда всегда оно будет при мне в моей памяти.

Окончив институт в 1861 году, юная подвижница начала свой переход от мирской жизни к монашеской. Она стала улаживать семейное смятение по этому поводу, составляла бумаги на передачу наследства. Очень долго мать Марии Виктория Дмитриевна не давала своего согласия на избранный дочерью путь, но, наконец, уступила. Распорядившись своим немалым имением, доставшимся от деда-генерала Василевского, и испросив материнское благословение, будущая подвижница поступила послушницей во Введенский монастырь города Тихвина. В 1879 году Мария приняла постриг с именем Таисии. Она проходила разные послушания в новгородских обителях, пока не была назначена начальницей Леушинской общины Череповецкого уезда.

Заботами матушки Таисии в Леушине были возведены два огромных каменных собора и две церкви домовая и при богадельне, просторные келейные корпуса, собрана обширная библиотека, построены монастырские подворья в Кириллове, Череповце, Рыбинске и Петербурге. Ее учительская школа подготовила множество преподавательниц для трех уездов Новгородской губернии с высоким уровнем образования. Она открывала приюты и богадельни, оказывала помощь в разных направлениях общественной деятельности.

Главное, что отличало все дела матушки Таисии удивительная атмосфера любви и глубокой веры. По благословению своего духовного наставника праведного Иоанна Кронштадтского, игумения Таисия возобновила несколько закрытых монастырей. Ее многогранная деятельность поражала современников не только размахом, но и глубоким религиозным содержанием.

На подворье в Петербурге

В 1893 году в Петербурге начало строиться подворье Леушинского монастыря, куда обе сестры Сулимовы были командированы для организации иноческой жизни. Послушница Наталья уже стала монахиней Ниной, приняв постриг в 1891 году, ее назначили заведующей подворьем. На монахиню Нину легли тяготы строительства подворья. Это было красивейшее здание в центре Петербурга, на углу Бассейной и Знаменской улиц. Его строил выдающийся петербургский зодчий Н.Н. Никонов. Он создавал проекты в “русском стиле”, получившем распространение с середины XIX века, в том стиле, который наиболее полно выразился в архитектуре храма Христа Спасителя в Москве.

Здание подворья было трехэтажным. На первом этаже находилась часовня, на втором настоятельские и сестринские кельи, а также трапезная. На третьем этаже помещался большой храм во имя Иоанна Богослова. Замечательным украшением его был трехъярусный иконостас из грушевого дерева резной работы. Иконы писали сами сестры, учившиеся в Академии Художеств.

Послушница Елизавета Сулимова трудилась вместе с сестрами на разных послушаниях, главным же ее делом, как и в Леушинском монастыре, оставался монашеский хор. Это было очень ответственное дело, поскольку подворье находилось в столице, где имелось множество храмов, и в каждом было прекрасное пение. Особенно впечатляло горожан многоголосное пение в Исаакиевском, Казанском, Никольском соборах. В Петербурге находился знаменитый Мариинский театр оперы и балета, Консерватория, Капелла, и многие профессиональные певцы почитали за честь петь в церковном хоре.

Однако монашеское пение отличалось от пения светского, и даже от пения в соборах или приходских храмах. В монастырях не исполнялись партии, и не было солистов, пели тихо, благоговейно, больше следуя не красоте напева, а смыслу богослужебных текстов. Главным было то, чтобы в церкви молились, а не услаждали слух. И все-таки, пение на подворье было очень красивым.

Здесь любил служить праведный Иоанн Кронштадтский, приезжая на праздники. Кроме того, по просьбе игумении Таисии знаменитый батюшка духовно опекал “леушанок”, как называли сестер Леушинского монастыря. Матушка сама во всем следовала его советам и заботилась, чтобы и ее послушницы имели общение с великим праведником. Когда Иоанн Кронштадтский приезжал на подворье, для сестер наступало настоящее торжество. Почти все старались исповедаться и причаститься в этот день. Служил Батюшка самозабвенно, с подъемом, в молитвах искренне говорил с Богом и получал просимое: исцелял болящих, обращал к вере заблудших, отвращал от греховных привычек, вразумлял падших.

Чудо с послушницей Елизаветой

В Петербурге с послушницей Елизаветой случилось чудо, о котором она рассказала через много лет, когда была уже игуменией Ферапонтова монастыря. Это было в первые годы после открытия подворья. По неизвестной причине на кисти правой руки у нее образовался большой нарост, причиняя сильную боль. Особенно мешал этот нарост во время управления монашеским хором. Из стыдливости Елизавета конфузилась, иногда терялась, что сказывалось и на пении сестер. Ей приходилось носить особый нарукавник, прикрывающий больное место. Так длилось несколько лет.

Однажды, накануне дня памяти мученика Вонифатия, то есть 18 декабря, нарост сильно увеличился. В горестном настроении девушка пошла к певчим и, показывая больную руку, с обидой стала говорить:

– Смотрите, что делается у меня с рукой!

Сестры пожалели, посочувствовали, но помочь, облегчить скорбь, конечно, никто не мог. Началась всенощная. Перед шестопсалмием, во время пения тропаря “Мученик Твой, Господи, Вонифатий”, Елизавету внезапно осенила мысль, не исцелит ли ее мученик Вонифатий? Ведь он близок к Богу, и Господь непременно услышит его молитву. От этих мыслей на душе стало как-то радостно. Охваченная непонятным и еще неиспытанным чувством, она уже не слышала, как начали читать шестопсалмие.

Очнулась Елизавета при чтении последнего псалма. Машинально провела здоровой рукой по больному месту и почувствовала, что нет ни нароста, ни боли. Не веря самой себе, она снова и снова ощупывала больную руку и, убедившись, что на ней нет даже малейшей опухоли, в каком-то ужасе и радости протянула обе руки к сестрам, стоявшим на клиросе, и громко воскликнула:

– Посмотрите, сестры, ведь на руке-то у меня ничего нет!

Все были поражены неожиданным чудом, а Елизавета поняла, что Господь сотворил это чудо по молитвам святого мученика. Не заметив, как окончилась служба, она с радостью пошла в келью, показывая всем свою еще недавно больную руку. Сестры радовались вместе с исцеленной Елизаветой, славили Бога и святого угодника Его. Больше больная рука никогда не беспокоила матушку, и не оставалось никакого следа от продолжительной болезни. В благодарность за оказанную милость всю жизнь игумения Серафима чтила мученика Вонифатия, и молилась ему во всех скорбях.

– Когда я вспоминаю об этом чуде, меня не так поражает и удивляет сила молитв святых угодников Божиих, как то, что Господь, по их молитвам и нас, грешников, слушает, смиренно и со слезами заключила свой рассказ игумения.

Рассказ о чуде, произошедшем на Леушинском подворье, преподобномученица Серафима поведала иеромонаху Иннокентию (Калинину) (1), насельнику Нило-Сорской пустыни, который был послан в Ферапонтов монастырь “за послушание”. Услышанное от Матушки отец Иннокентий не утаил, а записал и послал короткую заметку в “Новгородские епархиальные ведомости”. Редакция сочла необходимым ее опубликовать. Это было в 1916 году.

Леушинская казначея

В 1901 году в жизни послушницы Елизаветы произошло долгожданное событие. 15 марта она была пострижена в монахини и наречена Серафимой, в честь римской девы, принявшей мученическую кончину во II веке. На следующий год мать Серафиму назначили казначеей Леушинского монастыря, куда она вернулась, сделавшись ближайшей помощницей игумении Таисии.

С новой должностью хлопот у монахини Серафимы прибавилось. Монастырь разросся, число сестер дошло до нескольких сотен. Огромное хозяйство требовало неустанных забот. Кроме монастырских строений появилось два скита, три гостиницы для богомольцев, пять скотных дворов, конюшня, покосы, огороды, все должно было находиться в должном порядке. Монастырь игумении Таисии отличался образцовой дисциплиной, иноческим прилежанием и примерным хозяйством.

В 1903 году праведный Иоанн Кронштадтский совершил в Леушинском монастыре закладку зимнего Троицкого храма. Пятнадцать последних лет своей жизни отец Иоанн почти ежегодно бывал в Леушине, заезжая туда по дороге на родину в село Суру Пинежского уезда Архангельской губернии. Батюшка очень любил дни пребывания в Леушинском монастыре, иногда задерживался там на несколько дней. Это давало ему возможность немного передохнуть от изнурительного многолюдья, которым он был постоянно и повсеместно окружен. Его чудесный дар исцелений и прозорливости налагал тяжелое бремя славы. Поэтому так важна была чуткая забота матушки Таисии и сестер, их деликатное внимание.

В своих письмах к игумении Таисии, опубликованных ею в 1909 году, уже после блаженной кончины Батюшки, праведный Иоанн неоднократно упоминал имя Серафимы (Сулимовой), называя ее то регентшей, то казначеей. В письме от 14 марта 1902 года он писал: «Серафима регентша сегодня, 13-го, сама навестила меня и передала твое письмо. Очень порадовался я и письму, и ей». Мать Серафима тогда еще была на подворье в Петербурге и ездила в Кронштадт, чтобы навестить Батюшку во время его болезни и передать письма с посылками от Матушки.

В сентябре в Леушино опять пришло письмо Кронштадтского пастыря, в котором он писал: «Пишу это письмо в присутствии твоей казначеи Серафимы в праздник ваш храмовой святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова. Утром, по обычаю, катался в карете, чтобы подышать чистым воздухом, вместо тебя катался с казначеей Серафимою». Сестры очень ценили малейшую возможность общения с праведным Иоанном Кронштадтским, и мать Серафима получала во время этих встреч важные уроки духовной жизни.

Новое назначение

Недолго пребывала монахиня Серафима под опекой дорогой матушки Таисии в своем родном Леушинском монастыре. Ей готовилось самостоятельное поприще самой стать матушкой для сестер новой обители. В 1903 году хлопоты игумении Таисии по возрождению древнего Ферапонтова монастыря в Белозерье увенчались успехом: 10 декабря последовал указ Святейшего Синода о его учреждении «с таким числом инокинь, какое обитель в состоянии будет содержать на свои средства». Уже в декабре 1903 года в обитель приехали двадцать сестер из Леушина. Они ютились в небольшой сторожке, в холоде, не доедая, не имея подчас самого необходимого. Постепенно хозяйство стало налаживаться.

Благословляя возобновление Ферапонтова монастыря, праведный Иоанн Кронштадтский писал матушке Таисии в письме от 15 января 1904 года: «Поздравляю с началом по восстановлению Ферапонтовской обители. Много придется тебе поскорбеть и потрудиться над этим делом. Но Господь поможет тебе, и тебе, великой старице, даст силу воссоздать древнюю обитель во славу Божию; посылаю на начало ее 300 рублей». И в дальнейшем батюшка поддерживал сестер материально.

Первое время Леушинская игумения Таисия сама управляла делами Ферапонтова монастыря, а в 1905 году командировала сюда монахиню Серафиму (Сулимову) для исполнения должности настоятельницы. Ферапонтов монастырь устраивался по образцу Леушинского. Первыми насельницами были “леушанки”, те, кто выразил согласие перейти в новую обитель.

Ферапонтов монастырь

Ферапонтов монастырь не имел таких богатых ризниц, как его собрат и сосед Кирилло-Белозерский монастырь. Значительная часть его сокровищ была вывезена в конце XVIII века при упразднении мужской обители, в том числе, ценнейшая библиотека и архив. Однако, несмотря на видимую скромность церковной утвари, здесь сохранялось немало святынь.

Прежде всего, вещи одного из основателей монастыря ученика преподобного Кирилла Белозерского преподобного Мартиниана. Святой Мартиниан происходил из рода Стомонаховых, крестьян Сямской волости, в крещении был наречен Михаилом. В отроческом возрасте он был приведен родителями к преподобному Кириллу для научения грамоте. Провидя в отроке будущего подвижника, старец Кирилл поселил его в своей келье и наставлял в духовной жизни. Ферапонтов монастырь, который возглавлял преподобный Мартиниан в течение долгих лет, стал местом его упокоения. В 1641 году над погребением святого построили церковь-усыпальницу, украсили ее золоченой деревянной ракой. В резном тексте на раке описывается история обретения нетленных мощей преподобного и первые чудеса исцелений, происходивших при этом.

Здесь, у святых мощей часто совершались молебны, велись записи о помощи преподобного страждущим людям. В алтаре церкви хранилось простое холщовое облачение, в котором старец-подвижник совершал богослужения. У гробницы в застекленном футляре был помещен такой же простой его посох.

Еще одна гробница в этой церкви привлекала богомольцев. Ближе к алтарю под вышитым покровом покоились останки одного из учеников преподобного Мартиниана архиепископа Ростовского Иоасафа. При его погребении в 1503 году были обретены мощи святого Мартиниана нетленными. Почитали в монастыре Владыку Иоасафа не только за высокий сан и знатное происхождение, он был одним из потомков Рюрика из рода князей Оболенских, на средства Иоасафа был построен первый в монастыре каменный храм собор Рождества Богородицы. По его заказу прославленный иконописец Дионисий украсил его дивными иконами, а стены расписал фресками.

Вторым посещаемым местом в обители были две могилки под папертью возле колокольни. Одна принадлежала местно чтимому святому блаженному Галактиону, Христа ради юродивому, а вторая его другу Савве. Низкая кованая решетка обрамляла два высоких креста с лампадами.

В Ферапонтовом монастыре почиталась память Патриарха Никона, отбывавшего здесь ссылку в 1666–1676 годах. Церковь Богоявления на Святых вратах была его домовым храмом. К ней примыкает келья, где некоторое время жил опальный святитель. В келье многое сохранялось нетронутым с тех времен: стол и два кресла, одно из которых им самим было изготовлено. На подлокотнике рукою Патриарха была сделана об этом памятная надпись. Среди вод Бородаевского озера возвышается небольшой рукотворный остров, устроенный Святейшим изгнанником для уединенных молений. В центре его стоял большой Поклонный крест, от него отходили крестообразно четыре луча, выложенных большими камнями.

Среди старинных вещей монастыря привлекали внимание богомольцев и царские дары. В соборе Рождества Богородицы висело большое паникадило художественного литья, пожертвованное первым Государем из династии Романовых Михаилом Федоровичем. Здесь же находился вклад последнего Императора Николая Александровича красивая серебряная лампада, украшенная царским гербом, она была подарена к иконе Рождества Богородицы.

Сохранилось от древних времен игуменское место. Оно стояло в теплой церкви Благовещения, где проходили монастырские богослужения. Теперь его предстояло занять первой игумении женского монастыря преподобномученице Серафиме.

Первая игумения

В 1905 году матушка Таисия командировала из Леушинской обители монахиню Серафиму для исполнения должности настоятельницы Ферапонтова монастыря. 2 июля 1906 года указом Новгородской Консистории монахиня Серафима была возведена в сан игумении. К этому времени число насельниц составило 66 сестер, из них 36 “леушанок”. На первую игумению легли трудные заботы об устройстве духовной и хозяйственной жизни монастыря.

К началу ХХ века монастырь сохранился в хорошем состоянии, но келий для сестер не было. Обитель, основанная преподобным Ферапонтом в 1398 году, была упразднена в год своего 400-летия. В течение всего Х1Х века в ней был приход, монашеские кельи стали не нужны и по этой причине не сохранились. Но в монастыре имелось главное: четыре храма со всей утварью и иконостасами, а значит, была возможность для главного монашеского делания.

С возобновлением монашеской жизни началась постройка больших деревянных келий на северной стороне обители, двухэтажного игуменского корпуса у Святых врат, гостиницы перед монастырем. Крестьяне Ферапонтовской Слободы на сходе решили пожертвовать большие участки под монастырское хозяйство. Все это требовало неусыпного внимания и заботы. Прихожанами было выделено место на кладбище, в версте от монастыря. Там построили часовню в честь Успения Божией Матери, игумения Таисия передала для нее святыню из Иерусалима икону Успения.

Размах строительных работ для устройства насельниц совпал с началом реставрации древнего Ферапонтова монастыря, которой ведала Императорская Археологическая комиссия. Вопросы сохранения старинной архитектуры требовали грамотного отношения к работам со стороны монастыря. В этом архитекторы нашли полное понимание как игумении Таисии, так и ее преемницы игумении Серафимы. При их попечении церковная старина в монастыре была полностью сохранена, а сам монастырь стал оживленным местом паломничества. Научное открытие того, что фрески, сохранившиеся в соборе Рождества Богородицы, принадлежат кисти прославленного иконописца Дионисия, привлекало в обитель многочисленных любителей древнерусского искусства. Дионисий “с чадами” расписал всю внутреннюю поверхность стен собора в 1502 году всего за 34 дня. Это было чудом. Таким же чудом является и то, что они сохранились почти полностью до наших дней.

Матушка Серафима, кроме основных забот, много внимания уделяла образованию и воспитанию детей из Ферапонтовской Слободы. С открытием обители начали действовать рукодельные классы для девочек, а в 1909 году была построена женская церковно-приходская школа. Крестьянских детей учили всему необходимому в жизни: грамоте, ремеслам, церковному пению, Закону Божию. Игумения Серафима всячески опекала учениц, особенно из бедных семей. Монастырь полностью на свои средства содержал школу, кормил детей, шил для них школьную форму: для каждого класса форма была своего цвета.

За свою отзывчивость к чужой беде игумения Серафима пользовалась особой любовью сестер и жителей Слободы. Старожилы с благодарностью вспоминали школу, ее заботливых учительниц-монахинь, заложивших в них прочные жизненные основы и полезные знания. Игумения Серафима запомнилась им особенной добротой к людям. Матушка много занималась благотворительностью, поддерживала неимущие семьи, бесприданниц, в годы первой мировой войны собирала для воинов и их семей вещи, жертвовала деньги. Она была неустанной труженицей, заботливой и любящей матерью для сестер, радушной хозяйкой для паломников.

В конце 1907 года в Ферапонтов монастырь из Леушина была переведена монахиня Нина, которая желала помочь своей сестре, об этом же просила и матушка Серафима. В течение 13 лет мать Нина управляла делами подворья в Петербурге, но потом, по состоянию здоровья вынуждена была вернуться в Леушино, где заведовала скитом на кладбище до той поры, пока ее младшая сестра не стала игуменией Ферапонтова монастыря.

В обитель поступило много крестьянских девушек из окрестных деревень, были среди них и неграмотные. Верной и надежной помощницей игумении в делах духовных стала монахиня Нина. Она заведовала чтением Псалтири и “помогала в наблюдении за порядками монастыря”, как записано в ее послужном списке. По воспоминаниям сестер, монахиня Нина проявляла бóльшую строгость, чем игумения. Насельницы ее побаивались. Строга она была, прежде всего, к себе: много молилась, ничего не ела и не пила до двух часов дня. Мать Нина была добрым примером для новоначальных инокинь. В конце жизни она приняла схиму, получив в честь основателя монастыря имя Ферапонты (2).

В мае 1909 года за свои труды игумения Серафима была награждена наперсным крестом, выдаваемым от Святейшего Синода. Высокую оценку ее деятельности дал правящий архиерей Новгородской епархии архиепископ Арсений (Стадницкий), посещавший Ферапонтов монастырь в 1911 и 1913 годах. Обращаясь к сестрам и матушке, Владыка сказал:

– Досточтимая мать Игумения! Ты знаешь, в чем состоит путь обновления, путь тесный, тяжелый, путь борьбы со всяким грехом. Я думаю, что ты шествовала и шествуешь этим путем. Надеюсь, что проходимым тобою путем спасения идут за тобой и другие. Твои заботы о монастыре не остались без внимания; на эту славную обитель обратили свое внимание все: Государь Император и другие высокие лица, которые способствуют восстановлению этой славной обители.

Первый постриг

В 1906 году в монастыре впервые постригали сестер. По этому случаю праведный Иоанн Кронштадтский писал игумении Таисии: «Приветствую с новопостриженными в мантию сестрами Ферапонтовской обители, послужившими как бы первым видимым началом ее восстановления и утверждения обители. Да пребудет она благополучна до скончания века, в благочестии и довольстве». Сестры принимали постриг 13 января в церкви Мартиниана на следующий день после дня памяти преподобного. В числе постригаемых сестер была послушница Мария Цветкова, получившая в монашестве имя Мартинианы.

Монахине Мартиниане суждено было заменить расстрелянную в 1918 году игумению Серафиму. Осиротевшие сестры обители заочно избрали ее своей настоятельницей и просили направить ее из Петрограда, где она в то время была заведующей Леушинским подворьем (3). Ферапонтовские насельницы хорошо ее знали: она пришла в монастырь вместе с игуменией Серафимой и шесть лет при ней была казначеей обители. Давая свое согласие на принятие должности настоятельницы монастыря в столь тяжелое время, мать Мартиниана на запрос игумении Агнии (Благовещенской) (4), ставшей настоятельницей Леушинского монастыря (5) после почившей матушки Таисии, написала:

«Честь имею ответить, что по неотступной убедительной просьбе сестер Ферапонтова монастыря, и своему личному расположению к обители, за послушание, если на это будет воля Божия, и Епархиального начальства, решаюсь дать свое согласие, и потрудиться для сей обители, по мере сил и умения». Монахиня Мартиниана (6) вернулась в свой монастырь, где лежали мощи ее ангела преподобного Мартиниана, перед гробницей которого она давала обеты монашеского пострижения.

Летом того же 1906 года, когда был первый постриг в обители, праведный Иоанн Кронштадтский приехал в Ферапонтов монастырь. Радостно встречала Батюшку его духовная дочь матушка Серафима, уже игумения. «Теперь я в Ферапонтове, известил в письме от 4 июня леушинскую игумению Таисию Кронштадтский пастырь, ночевал в новом корпусе, который смотрит на величественное озеро. С вечера было тепло, а ночь была холодная, запер все окна, оставленные мною нараспашку к ночи. Готовлюсь к обедне. Мать Серафима игуменья нашла нужным исповедаться у меня, и я с любовию принял ее сердечную исповедь. Сестры тоже будут причащаться».

Прославленный батюшка не оставлял своей опекой сестер Ферапонтова монастыря, хотя это были уже последние годы его земной жизни. Последний раз праведный Иоанн совершил богослужение в Ферапонтовом монастыре в июне 1907 года, а уже в следующем году вся Россия оплакивала кончину митрофорного протоиерея Иоанна Ильича Сергиева (Кронштадтского), последовавшая на 80-м году от рождения. Несметные толпы народа провожали его в последний путь. Погребали почившего в Иоанновом монастыре, который он открывал вместе с матушкой Таисией в 1902 году как Сурское подворье. Когда вскоре подворье стало самостоятельным монастырем, его настоятельницей назначили Ангелину (Сергееву), принимавшую постриг на Леушинском подворье (7).

Погром в монастыре

В первые дни после февральской революции 1917 года связь провинции со столицей почти прервалась. В Новгород из Петербурга поступали лишь скудные и отрывочные сведения о чрезвычайных событиях в стране. Началось брожение в войсках, появились анархические настроения в тылу. Октябрьский переворот стал началом разрушения православной России.

Толчком к расправам в Кирилловском уезде послужил инцидент, произошедший в Ферапонтовом монастыре в мае 1918 года. Этот эпизод был подробно описан в местной большевистской газете. Но более достоверно его изложила сама игумения Серафима в своем рапорте, посланном на имя Новгородского митрополита Арсения. Ее дополнил своим рапортом местный благочинный священник Александр Фомин (8), настоятель соседней Ильинской церкви на Цыпинском погосте.

Что же произошло в 1918 году? В первых числах мая Кирилловский исполком постановил произвести опись всего церковного имущества монастырей. Ожидался приезд комиссии и в Ферапонтове. Однако, в отличие от других белозерских обителей, Ферапонтовская учреждалась на основе прихода, и все имущество делилось на приходское и монастырское, причем, церковное имущество принадлежало приходу. Это означало, что без членов приходского совета, то есть крестьян, производить новую опись было нельзя. Крестьяне же были настроены агрессивно, и когда прибыли члены комиссии, они встретили их враждебно, и только уговоры священника Иоанна Иванова не допустили кровопролития. Посланных членов комиссии толпа прогнала, пригрозив расправой. Через два дня красноармейцами был арестован отец Иоанн за “подстрекательство” крестьян. Тогда же была вызвана в следственную комиссию игумения Серафима. Ей пришлось остаться в Кириллове на монастырском подворье под домашним арестом. Матушку лишили права выезда из города до следствия, будто бы, за соучастие в сопротивлении действиям комиссии. А отца Иоанна “за погромную агитацию против Советской власти и против комиссии по учету монастырей Кирилловского уезда” заключили в тюрьму.

«Накануне моего отъезда в Кириллов для допросов, то есть 11 мая, пишет игумения Серафима в рапорте, явились ко мне около 40 человек из ближайших двух деревень и потребовали ключи от всех монастырских кладовых для осмотра всех продовольственных запасов. Я подчинилась их требованию, выдала им все ключи, и они пошли осматривать и искать в присутствии комиссара; и почти все, что нашли, отобрали».

На второй день явилась уже самочинно огромная толпа народа мужчины, женщины и даже дети. Они устроили настоящий погром: «Ходили по кельям сестер, чердакам, проникали всюду, разламывали сундуки, срывали пробои и похищали все, что попадется под руку… Угрожали разогнать всех сестер, нанося им различные оскорбления». Из-за беспорядков некоторые сестры стали расходиться по домам. Приходский совет стал уговаривать сестер оставаться на своих местах, обещая не причинять больше обид и притеснений. Кирилловский исполком командировал двух красноармейцев для охраны.

Матушка Серафима с 11 мая продолжала находиться в Кириллове под домашним арестом, а отца Иоанна в июне перевели в Череповецкую тюрьму, откуда он уже не вернулся. Богослужения в Ферапонтовом монастыре прекратились, потому что некому было служить. Священник сидел в застенках, оставался только дьякон Михаил Цветаев (9).

Сестры навещали игумению Серафиму, но для управления обителью в столь тревожные дни им особенно не хватало матушки. Временно делами ведали старшие монахини, в их числе монахиня Нина, сестра игумении, а также послушница Александра Самойлова, письмоводительница. Из рассказов сестер, игумению на подворье посещал епископ Кирилловский Варсонофий (Лебедев). Однажды во время встречи, когда ему сказали о возможности в настоящее время трагической развязки, он заметил:

– Я не боюсь насильственной смерти, но я не смею думать, чтобы Господь нашел меня достойным мученической кончины.

Дело об убийстве коммуниста

Осенью 11 сентября в деревне Сосуново неизвестными был убит коммунист Костюничев. Андрей Иудович Костюничев был председателем Совета бедноты, организовывал в уезде продразверстку. Поздно вечером, когда он находился у себя дома, с улицы в окно раздался ружейный выстрел, от которого он упал замертво. Кто стрелял, осталось неизвестным.

По подозрению были арестованы трое Костюничевых родственник и двое однофамильцев из той же деревни. Состоялось два судебных процесса. Первый суд принял резолюцию о необходимости дорасследовать дело, поскольку улик против арестованных было недостаточно. А второй суд, не проводя никаких дополнительных расследований, приговорил всех троих к расстрелу. Но, принимая во внимание, что подсудимые являются “несознательными крестьянами”, трибунал нашел возможным приговор смягчить, подвергнув их 15 годам принудительных работ при Череповецком концлагере.

Поспешность суда, подтасовка показаний и речи “общественного обвинителя от партии”, все подгонялось под один замысел. Имелось письмо Череповецкого губернского комитета партии о том, что раз дело касается члена партии, то оно должно иметь политическую окраску, то есть, что был заговор “как на коммуниста”.

Пока решалась судьба подозреваемых лиц, тем временем совершилась расправа над людьми, которые не имели никакого отношения к данному делу. Убийство и последующее судилище были типичной для того времени провокацией с целью начать репрессии против духовенства. Для человеческой логики совершенно невероятна система расплаты за чужие злодеяния заложниками, но в революционную логику это уложилось: подозреваемые в убийстве живы, и следствие над ними продолжается, а невинные люди заложники произволом объявлены врагами и расстреляны на 4-й день.

Расстрел

За провокационным выстрелом последовало постановление Ревтрибунала: «Ответить на убийство коммуниста Андрея Костюничева красным террором, а именно: кроме наглых убийц и заговорщиков, подвергнуть расстрелу из числа 52 заложников…37 человек». Местная газета “Известия рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов” поместила заметку о похоронах Костюничева, заключив ее зловещими словами: «За каждую голову честного борца будут снесены ваши головы тысячами».

В день похорон коммуниста, 15 сентября было принесено кровавое жертвоприношение. Накануне вечером по дороге из Горицкого монастыря арестовали епископа Кирилловского Варсонофия. За игуменией Серафимой в Ферапонтов монастырь прислали подводу с охраной. В час ночи матушку доставили в тюрьму, а в 5 часов всех вывели на расстрел. Вместе с Владыкой и игуменией на казнь повели четырех заложников: двух горожан и двух крестьян.

Шли по старой Горицкой дороге. Матушка прихрамывала, шла с палочкой. У второго верстового столба каратели приказали свернуть вправо, где на горке Золотухе было учебное стрельбище. Шедший впереди Владыка Варсонофий, взглянув на отвесный склон горы, произнес:

– Вот и наша Голгофа.

Игумения Серафима пошатнулась. Она полагала, что арестованных ведут на Горицкую пристань, чтобы посадить на пароход и везти в Череповецкую тюрьму, куда отправили священника Иоанна. Она не вполне верила, что их будут казнить без суда. Епископ протянул руку, поддержал ее и сказал:

– Матушка, приободрись! Ты лицо духовное, нам надо на смерть идти, не боясь, как на брачный пир, с веселием. Наступит время, когда нам с тобой завидовать будут. Слабость прошла, и игумения спокойно, с миром душевным пошла к месту казни. Поставили лицом к горе, спиной к палачам. Обернувшись к убийцам, матушка сказала, как говорила сестрам монастыря ежедневно после вечерних молитв:

– Простите меня, окаянную.

Карателям послышалось, что она их назвала окаянными, и они выстрелили в матушку, попали в лицо. Грянули еще пять залпов. Все упали, только в Епископа не могли попасть, пока он читал молитвы на исход души. Его казнили последним, когда он закончил молиться и опустил руки. Положили всех расстрелянных мучеников в одной могиле, которую заставили рыть заложников-купцов, следующих жертв революции. Из 52 лиц, намеченных по уезду Кирилловской ЧК в качестве заложников, 15 оставили под арестом в тюрьме до следующего “контрреволюционного” случая. Яма была вырыта в подножии горы Золотухи на расстоянии примерно 50 саженей от дороги. Не сделано было над этой братской могилой обычного холмика, не поставлено и Креста, только чья-то заботливая рука украсила могилу цветами. Так описал место расстрела посланный из Новгорода член Епархиального совета В.Н. Фиников.

Миряне-мученики

Вместе с Владыкой и игуменией приняли мученическую кончину четверо мирян. Они попали в число 37-ми “белогвардейцев”, приговоренных Кирилловской ЧК к расстрелу. Кто были остальные и какова их судьба, неизвестно. Имена расстрелянных на Золотухе назвала передовица газеты Кирилловского совдепа в разделе “Объявления”. Более подробно известила своих сограждан о событиях в Кириллове череповецкая газета “Известия Череповецкого губернского и уездного Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов”:

«Имена расстрелянных в Кириллове:

1. Епископ Кирилловский Варсонофий, 48-ми лет. В мире Василий Павлович Лебедев, Боровичского уезда Новгородской губернии Белавинской волости, погоста Старухино. У Епископа при аресте найдена снаряженная бомба французского образца.

2. Игумения Ферапонтова монастыря Серафима, 60-ти лет, в мире Елизавета Николаевна Сулимова, гражданка Устюжны, Череповецкого уезда.

3. Николай Игнатьевич Бурлаков, 29-ти лет, гражданин города Кириллова, бывший гласный Кирилловской городской думы, практикант-техник. Непосредственно замешан в заговоре против Костюничева.

4. Анатолий Андреевич Барашков, 48-ми лет, гражданин Ферапонтовской волости, деревни Гридино Кирилловского уезда, деревенский кулак.

5. Михаил Дормидонтович Трубников, 63-х лет, бывший дворянин, отставной капитан 2-го ранга, бывший мировой судья, земский начальник. Непосредственно замешан в заговоре против Костюничева.

6. Филипп Кириллович Марышев, 54-х лет, гражданин Кирилловской волости, деревни Малино, торговец».

Упоминание в газете о причастности Николая Бурлакова и Михаила Трубникова к убийству Костюничева является очевидным вымыслом. И совсем нелепо выглядит приписка о бомбе французского образца, якобы найденной при аресте Владыки. Это недоразумение раскрывается следующей фразой в газете, где казненные сравниваются с акулами англо-франко-американского империализма. Чуть позже, в воспоминаниях председателя Кирилловской ЧК Е.А. Волкова появится рассказ о тайнике со 125 винтовками, якобы обнаруженными в покоях епископа Варсонофия вместе со списком 125 активистов.

Об общей атмосфере тех дней в Кирилловском уезде красноречиво выразился А.И. Анисимов, свидетель тех событий и спутник Владыки Варсонофия в его последней поездке перед арестом. В письме к известному реставратору И.Э. Грабарю Александр Иванович писал: «Жизнь здесь, и раньше невеселая, превратилась в какой-то кошмар: чувствуешь себя запертым в тесный зловонный зверинец, где принужден испытывать все ужасы соседства с существами, коим нет имени».

Похороны коммуниста в день расстрела мучеников вылились в зловещее торжество. Вместо тихой скорби об убитом крестьянине Костюничеве прозвучал призыв проливать новую кровь врагов революции. Как на манифестацию, шла взбудораженная толпа с плакатами и знаменами, звучал салют красноармейского караула. Над могилой давали клятву кровавой мести. Палачи не только надругались над телами своих жертв, не дав похоронить их по христианскому обряду, но и глумились два дня, разрывая и закапывая могилу, не позволив совершить отпевание по положенному чину. А в большевистской газете опубликовали кощунственную эпитафию на Михаила Трубникова.

Хотя не найдены пока материалы, раскрывающие роль мучеников-мирян, но можно быть уверенными, что произошедшее не было случайностью, что это мученичество за веру. Примечательно, что в 1879 году “Новгородские епархиальные ведомости” сообщали, что Кирилловский уездный исправник Доримедонт Трубников отец убиенного Михаила Трубникова построил в своей усадьбе на собственные средства деревянную часовню, за что получил благословение Епископа.

День расстрела 15 сентября 1918 года (2 сентября по старому стилю) приходился на воскресенье, когда Православная Церковь отмечает память мучеников III века Маманта, отца его Феодота и матери Руфины, скончавшихся в тюрьме за исповедание христианской веры. В темнице и родился Мамант, последовавший за родителями в подвиге мученичества. Отрок был жестоко мучим на глазах тысяч зрителей цирка. В тот же день чтится память еще 3628 мучеников III-IV веков, прибывших в Никомидию с женами и детьми, чтобы засвидетельствовать гонителю христиан Диоклитиану свою непоколебимую веру во Христа. В XX веке происходили гонения на верующих иначе, их не бросали на съедение львам и не жарили живыми на огне, но поступали с христианами также безжалостно.

Однако христиане люди не от мира сего. И там, где, казалось бы, случается непоправимая трагедия и торжествует зло, происходит совершенно противоположное по своему глубокому смыслу. Печаль обращается в радость. В 1918 году горожане Кириллова и два монастыря потеряли своих духовных наставников, но мы приобрели новых молитвенников. Они принесли себя в жертву за грехи людские, и тем уподобились Самому Христу. Они последовали евангельскому образу зерна, брошенного в землю: «если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Евангелие от Иоанна, глава 12, стих 24).

Примечания:

(1) Игумен Иннокентий (Калинин), 1886–1939 гг., в миру Иван Федорович, родился в деревне Селище Череповецкого уезда, 14-ти лет поступил в Нило-Сорскую пустынь, в 1914 году принял монашеский постриг, рукоположен во иеродиакона, в 1918 году – во иеромонаха. С закрытием Нило-Сорской пустыни служил в Вознесенской церкви местечка Сорово, неподалеку от пустыни. Арестован 18 мая 1938 года. Умер в тюрьме в апреле 1939 года. (ГАВО, ф.1067, оп.1, д.527, л.2 об.-3. Послужной список Нило-Сорской пустыни за 1920 г.; Архив УФСБ ВО, д.№П-2481).

(2) Схимонахиня Ферапонта после закрытия Ферапонтова монастыря была старостой церкви Вознесения в Кириллове до 1930-х годов. По приделу храм называли церковью Иоанна Воина. После ареста в 1937 году последнего священника иеромонаха Антония (Попова) церковь закрыли. Мать Ферапонта по ночам тайно ходила молиться у алтаря. Вскоре она умерла, похоронена невдалеке от этой церкви, на кладбище. В настоящее время в церкви Иоанна Воина находится автотранспортное предприятие.

(3) Подворье Леушинского монастыря было закрыто в 1931 году. В 1932 году арестовали последних 16 монахинь и послушниц. В 1940-х годах на подворье разместились мастерские “Трудтерапия”. В настоящее время основную часть здания занимает психоневрологический диспансер. С сентября 1998 года начала возобновляться церковная жизнь. На подворье действует приход храма апостола Иоанна Богослова.

(4) Игумения Агния (Благовещенская), 1868–1938 гг. – последняя настоятельница Леушинского монастыря. В миру Анна Никитична, происходила из духовного сословия, родилась в селе Досифеева пустынь Череповецкого уезда. 14-ти лет поступила в Леушинский монастырь, в течение 20 лет состояла келейницей при настоятельских кельях игумении Таисии. В 1905 году приняла монашеский постриг и была утверждена казначеей. В 1915 году по выбору сестер обители стала преемницей почившей игумении Таисии. После изгнания насельниц из Леушинского монастыря жила в Череповце с несколькими сестрами по-монастырски в отдельном домике, где ее арестовали в ноябре 1937 года. Приняла мученическую кончину на 70-м году от рождения, была расстреляна. (ГАВО. Ф.1129, оп.1, д.2. Формулярный список Леушинского монастыря за 1922 г.; Архив УФСБ РФ по Вологодской области. Дело №П-13139).

(5) Леушинский монастырь при советской власти некоторое время держался монастырского устава под видом Леушинской женской сельскохозяйственной трудовой артели. Игумению монастыря Агнию (Благовещенскую) в официальных бумагах называли председателем артели. В 1920 году местные власти настаивали на переименовании артели в коммуну, но все насельницы единогласно отказались. В 1924 году в монастыре уже был совхоз “Леушино”, а вместо учительской школы открыли колонию “Новая жизнь”. В апреле 1941 года при создании Рыбинского водохранилища Леушинский монастырь был затоплен.

(6) Игумения Мартиниана (Цветкова), 1869–1955 гг., в миру Мария Ивановна, происходила из купеческого сословия, родилась в городе Череповце, в 16 лет поступила в Леушинский монастырь. Со времени устройства подворья в Санкт-Петербурге в 1893 году была направлена туда послушницей. С открытием Ферапонтова монастыря выразила желание перейти в новую обитель. В 1912 году по слабости здоровья вернулась в Леушинский монастырь, а через три года вновь командирована на подворье в качестве заведующей. Избрана сестрами Ферапонтова монастыря игуменией в 1918 году. После закрытия монастыря вела затворническую жизнь в Кириллове. Похоронена возле Покровской церкви под Кирилловым. (ГАНО. Ф.481, оп.1, д.63. О назначении настоятельницы Ферапонтова монастыря; РГАДА. Ф.1441, оп.3, д.2484. Послужной список Ферапонтова монастыря за 1905 г.).

(7) Схиигумения Ангелина (Сергеева), 1867–1927 гг., в миру Анна Семеновна, происходила из купеческого сословия, родилась в Петербурге. С 1903 по 1923 годы была настоятельницей Иоаннова монастыря в Петербурге. Находилась под следствием в 1927 году. Скончалась в Ленинграде, похоронена на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. В октябре 1997 года мощи схиигумении Ангелины были перенесены в Иоаннов монастырь. (Синодик Санкт-Петербургской епархии XX столетия. СПб., 1999, с.101).

(8) Священник Александр Константинович Фомин (1868–1931) – родился в селе Чепцы Череповецкого уезда, окончил Кирилловское духовное училище и Новгородскую духовную семинарию. Рукоположен во священника в 1895 году к Ильинской церкви Цыпинского погоста Ферапонтовской волости, протоиерей, благочинный 3-го округа. Арестован в январе 1931 года, приговорен к расстрелу. (Архив УФСБ РФ по Вологодской области. Дело №П-14648, л.188).

(9) Цветаев Михаил Николаевич (1870–1931) – священник Ферапонтова монастыря. Уроженец Кирилловского уезда, с 1895 до 1909 года служил псаломщиком, в 1909 году перешел в Ферапонтов монастырь, рукоположен во диакона. После расстрела в 1918 году священника Иоанна Иванова рукоположен во священника Ферапонтова монастыря. Арестован по одному делу со священником Фоминым в 1931 году, приговорен к 5 годам концлагерей. Дальнейшая судьба неизвестна. (Архив УФСБ РФ по Вологодской области. Дело №П-14648, л.181, 201, 219, 220).

Источники:

1. Письма протоиерея Иоанна к настоятельнице Иоанно-Предтеченского Леушинского первоклассного монастыря игумении Таисии. СПб., 1909.

2. Записки игумении Таисии, настоятельницы первоклассного Леушинского женского монастыря. Автобиография. М., 1994.

3. Стрельникова Е. Кронштадтский пастырь в Белозерье. Журнал “К свету”. Вып. №15 Край Кирилла Белозерского. М., 1997. Изд. “Родник”. С. 112-120.

4. Стрельникова Е. Ферапонтов монастырь в ликах и лицах. М., 1998. Изд. “Родник”.

5. Вздорнов Г. «Бысть здесь тяжелый крест…» Из переписки А.И.Анисимова и В.Т.Георгиевского с И.Э.Грабарем (1918-1919). Памятники Отечества №30. Северная Фиваида. М., 1994. С. 90-96.

6. “Новгородские епархиальные ведомости”:

– 1879 г., №22, с.320-321. /О награждении Д.Трубникова/.

– Исторические сведения о бывших и существующих монастырях, их строителях и основателях в Череповецком уезде Новгородской епархии. Иоанно-Предтеченский Леушинский женский монастырь. 1895 г., №6, с.349-352.

– Обозрение епархии Его Высокопреосвященством, Высокопреосвященным Арсением, архиепископом Новгородским и Старорусским, с 1 по 16 июня. 1912 г., №4, с.121-125.

– Иннокентий, иер/омонах/. По молитвам святого мученика Вонифатия. 1916 г., №51, с.1589-1591.

7. Газеты:

“Известия Кирилловского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов”, №55 от 20.09.1918;

“Известия Череповецкого губернского и уездного Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов”, №39.

“Новая жизнь” (г. Кириллов):

– №134-135 от 7.11.1983 г. // Варюхичев А. Тревожное эхо.

– №66 от 11.06.1992 г. // Стрельникова Е. Выстрел. Дело об убийстве Андрея Костюничева.

– №93 от 15.08.2000 г. // Стрельникова Е. Поиски на Золотухе.

8. ГАНО:

а) ф.480, оп.1, д.4976. Рапорт игумении Серафимы о погроме в Ферапонтовом монастыре.

б) ф.481, оп.1, д.770. Послужные списки Ферапонтова монастыря. 1918 г.

в) ф.481, оп.1, д.772. Послужные списки Кирилло-Белозерского монастыря. 1918 г.

9. Российский Государственный архив древних актов (РГАДА): ф.1441, оп.3, д.2484; д.2569. Послужные списки Ферапонтова монастыря. 1905 г.; 1913 г.

10. ГАРФ. Ф.550, оп.1, д.117. Доклад члена Новгородского Епархиального Совета В.Н.Финикова о расстреле настоятеля Кирилло-Белозерского монастыря епископа Варсонофия и других. 1918 г.

11. Устюженский краеведческий музей (УКМ). Ф. 4, К. 3, Д. 1, лл.13, 33. Книга исповедальных росписей по собору Рождества Богородицы в Устюжне с 1841 по 1858 гг.; за 1865, 1872, 1878–1881 гг.

(с) Е.Стрельникова

http://www.ferapontovo.ru/index.php3?id=350