Отряд не заметил потери бойца

16 июля исполнилось сорок дней со момента  гибели протоиерея Петра Шака . О. Петр служил в Вятке, до недавнего времени был настоятелем крупного собора и доверенным лицом умершего в январе митрополита Хрисанфа. 7 июня о. Петр был найден повесившимся в своем собственном доме. Следственные действия в связи со смертью о. Петра еще не закончены, но поскольку уголовное дело по статье «убийство» не возбуждено, то можно с уверенностью говорить о том, что произошедшее –  самоубийство .

Вятку это событие потрясло. Реакция в интернете была бурной. Но очень быстро тема угасла, и обсуждение сошло на нет. Еще попыталась подняться слабая волна, когда « Комсомольская правда », спустя месяц после самоубийства, опубликовала предсмертную записку о. Петра, но к этому моменту, похоже, интерес к вятской трагедии был уже полностью исчерпан. Ну повесился и повесился священник, мало ли… С кем не бывает.

Меня всегда удивляла короткая память церковного сообщества. Вот, казалось бы, служит священник, видный, маститый, хороший проповедник и чуткий духовник. На него завязаны тысячи людей, в его компетенции миллионные вопросы. Но что-то случается – перевод в другое место, болезнь, смерть – и память о нем проходит в какие-то считанные месяцы. На его место приходит новый настоятель, тоже проповедник и духовник, и… – и свято место не бывает пусто.

Что это? Что за этим стоит, за этой забывчивостью, за этим свойством церковного сознания? К чему эти уроки беспамятства? Чтобы священники не забывали смирять своё гордое «я», понимая, что церковная жизнь движется не человеческой одаренностью, а Божественной силой, и каждый из нас – лишь слуга Господа, один из многих? Или для того, чтобы не забывали, что мы мелкие шестеренки в неумолимом механизме большой «системы», которая с легкостью сбрасывает изношенные запчасти по мере производственной необходимости?..

Сколь громким был резонанс в интернете в первые дни после самоубийства о. Петра – столь же глубокое молчание после. Официальное заявление? Коммюнике? Эпитафия – пусть с необходимым осуждением самоубийства?

Нет.

Мне кажется, что этим молчанием церковное сообщество отказалась от о. Петра. И мне кажется, что необоснованно.
Как минимум потому, что – до своих последних минут – о. Петр не был плохим священником. Он не был ни раскольником, ни еретиком. Он не был ренегатом, извращенцем или маргиналом. Более того, как это ни покажется парадоксальным, он был – не то, чтобы хорошим – подходящим для своего места священником. Плохой священник не мог быть правой рукой митрополита, плохой священник не был бы настоятелем собора в течение почти двадцати лет. Все десятилетия служения протоиерея Петра Церковь принимала его служение, принимала и поощряла – административными должностями и церковными наградами.

Из биографии о. Петра может следовать, на мой взгляд, только один вывод: о. Петр был именно таким священником, который был нужен Церкви все эти двадцать лет его службы. И то, что церковное сообщество отгородилось сегодня от самоубийства своего священника, к которому не было нареканий в течение десятилетий – это не честно по отношению к о. Петру.

О. Петр, до своего чудовищного поступка, до последних дней своей жизни – верное чадо Церкви. Более того, если хотите, он, такой, каким он был – продукт той атмосферы, которая имеется у нас сегодня в Церкви. Он не с Луны свалился на Вятку, не приехал из тридесятого царства и не был тайно заслан в северный край недоброжелателями русского Православия.

Он – плоть от плоти нашего церковного сообщества, о. Петр – один из нас. И та ужасная трагедия, которая произошла в его душе – это не только его личная трагедия, это не только результат его духовной неустроенности, это не только его персональная проблема, это не столько следствие частных местечковых разборок в Вятке, как это было бы удобно сейчас, наверное, представить… И ответственность за происшедшее – она лежит не только на о. Петре, но эту ответственность, мне кажется, должна разделить вся Церковь, которой о. Петр был воспитан и которой служил без нареканий так долго.
 
Церковь – мать своим чадам. Мать ответственна за своего ребенка. Любая любящая мать будет скорбеть и молиться за свое непутевое чадо, покончившего жизнь самоубийством – а не перешагивать через него, стараясь забыть и делая вид, что ничего произошло и никого не было.

…Да – молиться. Скажут –  церковная молитва за самоубийц  невозможна. Вроде как, да… но – это и так, и не так. Это только часть правды. Каноны запрещают и отпевание, и молитву, но практика Церкви существенно отличается в этой точке от теории. У меня нет статистики, но, думаю, сильно не ошибусь, если скажу, что сегодня в храмах нашей Церкви ежегодно отпеваются десятки (может быть, сотни) самоубийц. Всякий раз, разумеется, это исключительный случай, но из совокупности этих исключений набирается изрядное правило.

Технология попадания в исключение несложна. В каждом епархиальном центре есть администратор, который принимает от, простите, населения заявления с просьбой разрешить отпевание такого-то и такого-то гражданина, окончившего жизнь самоубийством. К заявлению, как правило, прилагается не очень пространное описание обстоятельств события. Предполагается, что заявление внимательно рассматривает архиерей, он же и дает (или не дает) благословение на отпевание, в индивидуальном порядке… Но, похоже, именно этот пункт соблюдается не вполне досконально… Практика епархий отличается друг от друга, и многое зависит от размеров епархии и занятости архиерея, но часто – очень часто – решения принимаются автоматически и на потоке, уполномоченными сотрудниками епархиальных администраций – положительные решения, в подавляющем большинстве случаев обращения.

Если бы это было не так, то не случались бы ситуации, с которыми время от времени приходится сталкиваться моим коллегам по цеху. Неоднократно судимый рецидивист по возвращении с зоны, в состоянии тяжелого алкогольного опьянения многочисленными ножевыми ранениями убивает свою жену, затем наносит увечья ее трупу, затем сам кончает жизнь самоубийством. Убитые горем добродетельные родственники заказывают в храме отпевание: по убитой жене – и по самоубившемуся мужу. Причем на зека у родственников есть документ – половинка листа А4 с благословением, за печатью и с факсимиле нужной подписи. А теперь представьте себе все недоумение и растерянность священника, который не имеет никакой возможности проигнорировать всесильную официальную бумажку, с одной стороны, и не может равно петь одни и те же слова – «со святыми упокой, Господи» – и убийце, и его жертве…

И я тоже испытываю недоумение, но только по другому поводу. Если Церковь находит каким-то образом возможность оказать снисхождение уголовнику, убийце и самоубийце, про которого достоверно известно, что он не причащался – то есть фактически не является членом Церкви – и умер без покаяния… То, может быть, Церковь могла бы найти хоть какую-то возможность оказать снисхождение и священнику-самоубийце, который два десятилетия служил ей верой и правдой?..

Я не говорю про отпевание. Проблема с отпеваниями самоубийц и нецерковных людей – это отдельный большой вопрос. Я говорю хотя бы ну о какой-то церковной молитве… Ладно, пусть не о церковной молитве… О представителе Церкви на похоронах? От епархии? От Москвы? О соболезнованиях супруге? Сыновьям?..

Ладно… Венок на могилу, от Церкви, со словами примирения с больной и мятущейся душой – это можно? Или со словами скорби? Или цветы? Ну или хотя бы что-нибудь? Хоть что-нибудь, что можно было бы в этом, действительно, исключительном случае?..
Но не молчать. Не делать вид, что ничего не было. Не делать вид, что не было человека. По одной простой причине. По очень простой. Просто потому, что он – был. Был он, этот человек – протоиерей Петр Шак. Помнить о нем – ради него самого и ради того, чтобы не было в Церкви новых трагедий.

Священник Димитрий СВЕРДЛОВ

Есть люди с железными нервами,
с каменьями вместо сердец,
а мы, брат, уходим первыми,
глотая их слов свинец.
И пусть не такими тропами,
как надо бы нам уйти.
Не путайте Бога с роботом -
Бог знает, кому простить.

Автор стихотворения – протоиерей Александр Балыбердин

Православие и мир