Беседы о литургии

Алексий Уминский, настоятель храма Живоначальной Троицы в Хохлах, г. Москва, духовник Свято-Владимирского учебного центра, ведущий телепрограммы "Православная энциклопедия"

Часть 1.
Фрагменты из приходских бесед
1.
Все праздники церковного круга лишены смысла, если нет Пасхи, потому что если Христос не воскрес, то все остальные события церковного круга, Евангельской истории могут быть только историческими, но никак не вечными, и другого отношения к ним, кроме назидательного и культурного, быть не может.
А мы говорим, что каждый христианский праздник принадлежит вечности именно потому, что Пасха духовно его наполняет. Вечность присутствует в нашем времени, и мы становимся реальными соучастниками, присутствующими на этом празднике.
То же самое можно сказать о Литургии, которая не относится к богослужениям обычного богослужебного круга, а стоит особняком, — над всеми известными нам богослужениями. Если не существует Литургии, то вообще бессмысленно совершать какие-либо службы, потому что вместе с отсутствием Литургии признается и отсутствие Церкви как таковой.
Священномученик Ириней Лионский сказал так: “Там, где есть истинная Евхаристия, там есть и апостольская Церковь”. Поэтому разговор о Евхаристии будет у нас идти параллельно с разговором о Церкви, о том, что такое Церковь, и как Церковь и Евхаристия (то есть Божественная Литургия) связаны друг с другом.
Когда мы читаем Символ веры, мы говорим, что веруем во Единую Соборную и Апостольскую Церковь. Очень важно осмыслить, что наравне со своей верой в Бога мы исповедуем свою веру в Церковь [2] .
Церковь для христиан — это не только место, где люди общаются с Богом (потому что с Богом можно общаться дома, на воздухе, где угодно), а Церковь — это Тело Христово, как об этом говорит апостол Павел. Он объясняет, что Христос есть Глава, а мы, каждый из нас — Его члены. Глава, отчлененная от тела, не может быть живым организмом, а когда говорится, что это действительно тело живое, то понимается, что это некий организм, который соединяет человеческое и Божественное. Этот богочеловеческий организм неразделим; Церковь — это то таинственное собрание людей, где происходит общение человека с Богом и Бога с человеком, и где это общение делает Бога с человеком единым организмом — богочеловеческим организмом.
И тогда становится понятным, что невозможно просто присутствие человека в Церкви, просто исполнение каких-то внешних правил, знание каких-то догматов, но это есть жизненный путь, который называется для православного человека верой.
Вера — это такое понятие, которое трудно определить во всей совокупности человеческой жизни. Христос сказал — Я есмь путь и истина и жизнь. То же самое можно сказать и о Церкви. Церковь есть путь, Церковь есть истина, Церковь есть жизнь, то есть это жизнь в совокупности, жизнь человека в вере, и в этом смысл христианской веры [3] .
Наконец, мы исповедуем, что не просто верим в то, что Бог есть, что Бог — Личность, что Он мир сотворил и что есть какие-то отношения между человеком и Богом, есть правила, которые нужно исполнять, а потом будет посмертное воздаяние. Все это, собственно, представляет примитивные религиозные воззрения любых народов и не является смыслом нашей христианской веры. Но наша вера заключается в том, что человек спасается в вечной жизни, соединившись с Богом, и его жизнь вечная и есть пребывание в Боге, соединение с Ним и обожение, когда человек сам становится богом. Вот смысл веры христианской, говоря грубо, не украшая определение богословскими понятиями.
Бог стал человеком, принял на Себя человеческую природу, чтобы дать человеку возможность приобщения к природе Божественной. Спасение и вечная жизнь заключаются в том, что человек познает Бога. Вот так Христос говорит: Сие есть жизнь вечная единого истинного Бога... А познать Бога в христианстве — это не значит прочитать о Боге какие-то книги, узнать какие-то догматы; это значит Ему приобщиться. Это так же, как человек узнает человека, соединяясь с ним в любви, в семейной жизни, в дружбе, когда человек другому человеку открывается, когда эти люди становятся близкими друг другу, родными, едиными. Собственно, познание Бога в глубине своей — это проникновение человека в Бога и Бога в человека.
Здесь надо оговориться, что для человека богопознание всегда будет невозможным до конца, потому что Бог по Своей природе неограничен, бесконечен, вечен и абсолютен, а человек по своей природе сотворен, и поэтому его приобщение к Богу не касается Божественной сущности, к которой человек приобщиться не сможет никогда, а приобщается он к Божественным энергиям. Бог стал человеком во всей Своей полноте, а человек становится Сыном Божиим по дару благодати, но эта благодать все равно делает его богочеловеком.
Собственно, суть и место Церкви в нашей жизни в том и заключаются, что никаким другим образом человек не способен достигнуть Бога. Поэтому Христос основал на земле Свою Церковь как Свое Тело, через которое человек и получает эту способность и благодать, богопознание и богоприобщенность.

2.
Самая главная цель наших бесед состоит в том, чтобы выяснить, насколько духовная жизнь христианина связана с Евхаристией. Возможно ли жить духовной жизнью вне Евхаристии или причащаясь время от времени, или поставив для себя вопрос о причащении как вопрос своего личного дела и принятия благодати только лично для себя?
Чтобы решить эти вопросы, нам необходимо обратиться к тому, чем была Евхаристия для ранней христианской Церкви, в каком состоянии находится сейчас наше богослужение и насколько каждый из нас понимает, что значит для нас быть участниками Божественной Литургии.
Если мы откроем Деяния святых Апостолов, то в первых же главах этой книги мы столкнемся с описанием Евхаристии. Апостолы собирались по домам вместе с первыми христианами для того, чтобы преломлять хлеб. Апостольская Церковь уже тогда отделила себя как Церковь от иерусалимского храма. Богослужение в иерусалимском храме продолжалось, потому что первые христиане были традиционными иудеями и ходили в иерусалимский храм до его разрушения императором Титом, и ветхое богослужение все-таки было соборным, связующим для христианской общины. Они не отделяли себя от всего народа, который тогда еще имел возможность оставаться народом Божиим, до конца еще себя не определил. Но тем не менее центр общения христиан переносится именно в собрание по домам общинами вместе с Апостолами, и Апостол во время такого собрания говорил им о Христе, о том наследии, которое Он им оставил.
Из чего состояло это собрание? Евангелия тогда не было, но ненаписанный Новый Завет был уже частью Священного Предания, предания о том, что Апостолы передавали о Христе, Которого они видели, слышали, Которого осязали своими руками, как об этом говорит Иоанн Богослов. И этот опыт своего богообщения они передавали новообращенным. Мы знаем, что после проповеди апостола Петра крестилось 3 тысячи человек, потом 5 тысяч человек (без женщин и детей). Это же очень много по тем временам, 3 тысячи человек, это население города, и большого города. И Апостолов тогда было не 12; 500 человек назывались Апостолами, теми, кто принял Духа Святаго в день Пятидесятницы. И когда эти люди говорили о Христе, это было Евангелие, это была благая весть, это было то, что потом было записано четырьмя Евангелистами и канонизировано Церковью как наша богослужебная книга.
После этого Апостол раскрывал ветхозаветные пророчества, которые действительно подтверждали его слова, удостоверяя, что каждое дело, которое совершил Иисус, имеет предречение и пророчество в Ветхом Завете.
После этого читались послания Апостолов уже основанным им общинам (мы говорим сейчас не о первых годах, но о первых десятилетиях, когда Апостолы, проповедуя Евангелие, пошли по всей земле, когда они основали общины во многих городах, крупных полисах того времени, которые стали самостоятельными автокефальными Церквами).
И только после того как вся община была напитана словом Божиим, должно было явиться иное Слово, Слово воплощенное. До сих пор мы называем первую часть Литургии, Литургию оглашенных, Литургией Слова. Но словом называется не только словесное выражение мысли или информации. Словом назван Сам Бог.
Тогда Апостол брал принесенные хлеб и вино и в воспоминание Тайной вечери совершалась евхаристия, благодарение. Он читал благодарственную молитву Богу за все благодеяния, которые Господь ниспослал миру, и прежде всего за те благодеяния, которые совершились на глазах этих Апостолов: как Бог воплотился, как Он стал человеком, ходил по земле; как Бог взял на Себя грехи всего мира, пошел на крест и искупил Своим страданием все человечество, как Он воскрес и вознесся на небеса и уже во втором Страшном Своем пришествии приходит на землю и спасает человечество. То есть это благодарение апостольское всегда заключалось в вечность, в вечное воспоминание того, что совершилось, что есть и что будет. И вспоминая все это, Апостол просил Духа Святого прийти в общину святых, освятить хлеб и вино и сделать их истинным Телом и Кровью Христовыми.
И тогда все причащались тому же Слову, но уже не произнесенному, а воплощенному. И все становились этим Словом. И поэтому в Деяниях святых Апостолов так и сказано: и Слово Божие росло. Это о Церкви говорится. В Деяниях святых Апостолов сказано, что Церковь — это Слово Божие; это единственное место в Священном Писании, где Церковь вот так удивительным образом определяется. Потому что все становились Словом Божиим, и это Слово Божие не просто росло, — выходя из этого евхаристического собрания, каждый христианин был Словом Божиим, обращенным к миру. Поэтому Церковь стала называться Апостольской.

3.
Поговорим о том, как сложилась проскомидия. Проскомидия с греческого переводится как ‘приношение’.
В общине святых Апостолов у каждого христианина было внутреннее движение, которое можно назвать словом приношение, — приношение как движение души, как смысл собрания, как нечто, объединяющее всех людей воедино. Это приношение заключалось в том, что все всё считали общим. Это очень важный признак Церкви, церковной общины: во-первых, как особенно подчеркивалось в книге Деяний святых Апостолов, у всех людей было общее сердце; во-вторых — никто не почитал ничего своим; и в-третьих — все всё приносили, чтобы это послужило для блага всех.
В шестой главе Деяний святых Апостолов говорится об избрании семи диаконов и об их рукоположении на особое служение, на раздаяние потребностей. А затем описывается история об Анании и Сапфире, которая у некоторых людей вызывает недоумение. Вспомним эту историю.
Пришли два человека, которые вошли в новый мир христианской жизни, но совместно решили утаить от денег за проданную землю и принести только часть. И когда Анания принес деньги к ногам Апостолов, Петр сказал ему: Почему вы вложили в сердце свое солгать Духу Святому? Ведь разве это все не ваше было? И после этих слов Анания упал бездыханный. А когда пришла Сапфира, Апостол и ее спросил: За такую ли цену вы продали землю? Она сказала, — да, за такую. Тогда он ее укорил и сказал: Сейчас выносят твоего мужа, и тебя вынесут. И она тоже умерла. Страшной такой, неожиданной смертью...
Это место в Деяниях святых Апостолов как-то ужасает... Как же так, ведь если эту ситуацию рассмотреть с нашей современной прагматической точки зрения, они же принесли деньги в Церковь, никто их не заставлял, эти деньги были их собственными. Так за что же их так страшно наказывать?
Это очень серьезный вопрос. На самом деле его необходимо осознать для того, чтобы и нам всем от этой болезни исцелиться, потому что современное состояние нашей Церкви и нашей с вами общины очень похоже на состояние души Анании и Сапфиры.
Анания и Сапфира пришли в общину, где все общее, — общее сердце, общая жизнь, где Христос царствует. Пришли не за тем, чтобы отдать себя, а чтобы получить эту благость, оставаясь прежними, оставаясь со своей корыстью.
Так и мы приносим Богу нечто “от своего”, а все остальное почитаем своим. И никогда мы этого Богу не отдадим. Сделаем вид, что мы здесь абсолютно все свои, и будем пользоваться всем богатством благодати Христовой, как свои, потому что оно подается Богом совершенно даром, — его нельзя купить, его нельзя украсть, его нельзя просто присвоить. Оно Богом подается как дар любви. И когда человек приходит, чтобы этот дар любви украсть, чтоб присвоить ложью дар Духа Святаго, то это есть хула на Духа Святаго. Это есть страшная ложь, которой человек готов исказить все существо Церкви.
Как же удобно в этом мире любви человеку корыстному, человеку лживому, человеку жестокому! Как легко можно сделать управляемым собою этот мир, где все живут по законам любви и доверия! Как легко придти в этот мир любви и доверия, зная, что ты там будешь другим, что в этом мире будешь жить по законам мира сего... Как это страшно, когда в этот мир ты приходишь таким, когда ты приносишь не всего себя, не весь живот свой Христу Богу предаешь, а лишь чуть-чуть от своего.
Этот грех очень страшный. Апостол просто отсекает его, не он даже отсекает, но он просто свидетельствует, что Дух Святой отсекает это из жизни общины, потому что такого в Церкви быть не может. Такой человек вообще в Церковь войти не должен, он будет из нее извергнут Духом Святым.
И вот такое наше современное состояние, состояние людей, приходящих в Церковь, приносящих. Ведь каждый, кто приходит в Церковь, по своему движению к Богу — обязательно приносящий: приносящий что-либо для жизни общины, — свои руки, свое сердце, свой ум, свои средства, чтобы община жила полнокровной, полноценной жизнью.
Именно из этого приношения и сложилась ситуация в апостольской общине, когда раздавали вдовицам, раздавали сиротам, и всем всего хватало. Это был такой “христианский коммунизм”, когда все у всех было общее и все были приносящими, и Святой Дух — раздаятель благодати. И так сложилось служение диаконов: диаконы как низшая ступень священного служения принимали от приносящих людей все, что они приносили в Церковь, и распределяли по всей общине. Из этого же сложилась часть Литургии, которая называлась приношением, проскомидией, когда диакон из всего приношения выбирает для служения, для приношения Богу, лучший хлеб и лучшее вино.
По принципу всей христианской общины все приходящие в Церковь были приносящими. В древних литургических памятниках записано, что нищие и дети-сироты служат в Литургии приношением воды, чтобы никто из приходящих не приходил просто так, чтобы никто не приходил брать, а все приходили отдавать. Поэтому самое простое, что может принести человек неимущий, — это вода, чтобы омыть руки и ноги страннику, чтобы эта вода служила для омовения на Литургии. Принеси хотя бы воду, но не приходи пустым...
У Бога ничего нельзя купить. Бог все может только раздавать. А раздавать может только тогда, когда у человека свободны руки, чтобы принять. Когда в руках сумки, они отягощают, не дают возможности все бросить и Богу руки протянуть. Не превращай Церковь в магазин, не приходи, чтобы здесь что-то купить, заказать и отсюда унести, но чтобы принести и уйти отсюда одаренным.

4.
Мы говорили о проскомидии, но вообще-то Литургия начинается не с проскомидии, а с того, что все собираются вместе. Само слово Церковь по-гречески звучит как экклесия, а переводится как собрание.
В 11-й главе Послания к Коринфянам апостол Павел объясняет, что значит собираться на Литургию. И вот, когда он говорит, — Вы собираетесь в Церковь, — это не значит, что мы собираемся, скажем, пойти в церковь или что-то сделать в церкви. Это значит, — когда мы собираемся вместе в храме истановимся Церковью, той самой Церковью, про которую мы говорим, что мы в нее веруем.
Такое собрание людей в таинстве, собственно говоря, и делает людей Церковью. Наше евхаристическое собрание — это наше собрание во Христе, чтобы каждый из нас соединился с Богом, и через Бога по-настоящему глубоко и в вечности соединился друг с другом.
Раньше священник приходил в церковь при полном уже собрании общины. Сейчас, к сожалению, он часто приходит в пустой храм, читает входные молитвы и облачается при полной тишине, и только один человек на клиросе стоит и ждет, чтобы начать читать часы. А священник должен приходить уже в Церковь, в общество людей, которых он будет возглавлять, в общество, которое называется народ Божий. А народ Божий — это такой народ, о котором апостол Петр сказал в своем Первом соборном Послании такие слова:и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный...
Обратите внимание на то, как в Библии употребляется слово камень. Диавол предлагает Христу сделать так, чтобы камни стали хлебами. Иоанн Креститель говорит фарисеям, что Бог может и из этих камней сделать чад Авраама. Христос говорит апостолу Петру: Ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою. И на богослужении часто звучат слова псалма ...камень, которым пренебрегли зиждущии, стал главою угла... Камнем называются как бы разные явления, но между ними есть связь. В последнем случае камнем называется Сам Христос. И Петру Господь говорит — ты камень. А Петр говорит — вы, как живые камни...
Смотрите, какая удивительная вещь. Диавол предлагает Богу, чтобы камни сделались хлебами, а диавол всегда предлагает такой соблазн, который по сути своей является подменой и обманом, но очень похожим на правду. Ведь Господь на самом деле делает из камней хлебы. Это мы — камни, из которых Он может создать детей Авраама, и когда мы причащаемся Тела и Крови Христовых, мы становимся сопричастными хлебу жизни, соединяемся с ним и становимся живыми камнями.
Забегая вперед скажу, что читая молитву эпиклезы и призывая Духа Святаго, Который должен освятить лежащую на престоле просфору, чтобы она стала Телом Христовым, священник произносит такие слова: Низпошли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащие Дары сия. Он просит, чтобы Господь освятил не только Дары, но все собрание.
Господь делает нас живыми камнями, и мы, подобно строителям, занимаемся Божественным домостроительством. Мы строим Церковь, духовный дом Божий из себя самих. То есть каждый из нас кладет себя, свою духовную жизнь в основание Церкви. Церковь строится на основании прихода всех людей и желания быть Телом Христовым, быть этими живыми камнями.
Апостол Петр говорит: Вы — род избранный, царственное священство, народ святой, люди взятые в удел <...> некогда не народ, а ныне народ Божий. О чем это говорит? О том, что все, кто собрался в Церковь, кто стал этими живыми камнями, — особенный народ, народ Божий, который в себе несет признаки царства и признаки священства, потому что Сам Господь, Который делает нас Своим Телом, — Царь и земной, и небесный, и первосвященник. Поэтому каждый, кто приходит на Литургию, знает он об этом или не знает, хочет он этого или не хочет, приходит для того, чтобы в этой Литургии сослужить священнику как один из священства.
Есть мир, отдаленный от Церкви, не освященный, а есть мир Церковный. Так вот, в мире Церкви все — священники. Первая священная степень, в которую посвящается человек во время крещения и миропомазания, это — мирянин, и к ней принадлежит каждый православный христианин.

5.
Итак, люди, приходящие в церковь, это народ Божий, царственное священство, которые собираются, чтобы стать Церковью. Мы приходим в храм, чтобы совершать богослужения, чтобы всем вместе молитвой своей сослужить священнику.
Что такое богослужение? — Это когда мы приходим в храм, чтобы служить Богу. Но если мы вдумаемся в это слово, то заметим, что вообще-то трудно сказать, кто кому служит. Слово Бого-служение, как и многие слова, которые мы употребляем в Церкви, имеет как бы двойной смысл.
На богослужении происходит то, что Господь совершил на Тайной вечери. Он собрал Своих учеников, препоясался полотенцем и стал им ноги умывать. Вот образ Богослужения — Бог служит Своим ученикам. Когда мы собираемся в храм, Господь всем нам ноги умывает.
Мы приходим на исповедь. Кто кому служит на этом богослужении? Господь нам умывает ноги. Мы приходим на Божественную Литургию. Кто кому служит? Господь отдает нам Свое Тело и Свою Кровь. Он совершает Свое богослужение по отношению к нам. И так во всем, что совершается в храме. Когда мы говорим, что совершается богослужение, мы видим, что совершается оно с горней стороны. Мир горний служит нам, а Господь его возглавляет. Всех приходящих в храм Господь принимает и для нас совершает богослужение как первосвященник.
То же самое происходит во всех таинствах, в молитве, — везде заложен этот образ омовения наших ног, и это и есть настоящее Богослужение.
Но омыв ноги Своим ученикам, Господь сказал им: “Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам”. И тогда встает вопрос о том, что же такое богослужение для нас. И если мы правильно видим образ, который дал нам Господь, мы понимаем, что наше богослужение совершается тогда, когда мы служим ближнему своему и когда мы по-настоящему и глубоко исполняем перед Богом Его заповеди.
А как еще мы можем послужить Богу? Что Богу в принципе может быть от нас нужно? Наши свечи? Наши деньги? Наши записочки? Наши молитвы? Посты? — Понятно, что ничего этого Богу не нужно. А Богу нужна только любовь, сердечная, глубокая любовь. Проявление этой любви и есть наше богослужение, когда каждый служит Богу тем даром, в котором он призван.
В этом заключена тайна богослужения. Так оно становится смыслом нашей жизни, и тогда все, что бы человек ни делал, вся жизнь его — это служение Богу и продолжение Божественной Литургии.
Соединение богослужения и благодарения, когда Господь служит нам, а мы Ему, и есть Божественная Литургия, общее дело Божие и народа Божиего, соединяющее человека и Бога и в этом соединении осуществляющее Церковь как богочеловеческий организм. Тогда Церковь становится действительно вселенским событием, Церковью кафолической и всепобеждающей.

6.
Теперь начнем разговор непосредственно о чинопоследовании Божественной Литургии.
Вхождение священника в храм сопровождается определенными входными молитвами, которые он, еще не облаченный, читает перед Царскими вратами, благоговейно испрашивая у Бога силы на служение. Самая главная молитва звучит так: “Господи, низпосли руку Твою с высоты святаго жилища Твоего и укрепи меня в предлежащую службу сию. Да неосужденно предстану страшному престолу Твоему и бескровное священнодействие совершу. Яко Твои есть сила и слава во веки веков. Аминь”. После этого священник испрашивает прощения у тех, кто находится в храме в этот момент, заходит в алтарь с чтением псалма: “Вниду в дом Твой...”, делает земные поклоны перед престолом и облачается.
Облачения диакона, священника и епископа во многом похожи. В облачение диакона входит стихарь, орарь и поручи. В облачение священника входит почти то же самое, но прибавляются еще епитрахиль (которая в общем-то произошла из ораря, если сложить его вдвое), пояс и фелонь.
Все эти детали облачения пришли к нам из Византии и имеют символическое значение. Когда священник надевает священнические одежды, он читает молитвы, в которых раскрывается смысл этой одежды.
Священнический стихарь обычно называют подризник. Он выглядит как белая рубаха и означает целомудрие и чистоту — те одежды, в которых Господь ждет нас на Свой брачный пир.
Поручи надеваются в знак того, что не своими силами, не своими руками, не своей какой-то властью, не своим разумом даже совершается богослужение, а силой Божией и Его милостью.
Диаконский орарь назван по латинскому глаголу orare, что значит ‘молиться’; этим орарем диакон призывает всех к молитве. Орарь диакона символизирует как бы ангельские крылья за спиной. Обратите внимание, на иконах ангелы изображаются в диаконских одеждах, в стихаре и в ораре, крест-накрест перевязанном. Ангелы непрестанно молятся, непрестанно славословят Бога, и диаконское молитвенное служение носит характер служения ангельских чинов.
В облачение священника вместо диаконского ораря входит епитрахиль. Епитрахиль похожа на ярмо. Апостол Павел в одном из своих Посланий говорит: Не заграждай рта у вола молотящего... Епитрахиль выражает готовность священника тянуть свою лямку, подобно запряженному волу, она все время напоминает, куда он “впрягся”. Без епитрахили не совершается ни одна служба.
Наконец, священник облачается в фелонь, или ризу, которая символизирует славу Божию, покрывающую все недостатки человеческие, все его немощи и внутренние изъяны [4] .
В облачение епископа тоже входят стихарь, епитрахиль, пояс и поручи. Саккос, заменяющий фелонь, похож на диаконский стихарь, только более широкий и короткий. Он имеет то же значение, что и фелонь для священника. Омофор означает заблудшую овцу, напоминая, что епископское служение состоит в том, чтобы каждую заблудшую овцу привести к своему Спасителю. Посох в руке епископа говорит о непрестанном странствовании Церкви, которая не имеет на земле пристанища, но всегда находится в странствии в Царствие Небесное, потому что только там истинная родина, только там наше отечество [5] .
А митра, которая возлагается на главу епископа, означает терновый венец Христа, потому что Церковь, в которой правит епископ, по словам Святейшего Патриарха Алексия I, — это Тело Христово всегда ломимое, всегда подвергаемое осмеянию, оплеванию и распятию.
7.
Изначально священники не имели специальных одежд, но постепенно они начинали получать некоторые внешние знаки отличия от других членов Церкви, и только со временем эти одежды приобрели свое значение.
Так и любая другая присутствующая в храме символика для нас, православных христиан, очень важна, но не абсолютна. Мы должны понимать ее временный исторический характер и смысл. Так, если на священнике в данный момент нет облачения, от этого он не перестает быть священником. В тюрьмах и лагерях священники не имели облачений и все же совершали Таинства.
В древности символом называлась глиняная или деревянная печать, которая разламывалась на две части, когда расставались два близких человека, и каждый хранил свою часть в знак верности и единства. Таким образом, символ был знаком того, что реально соединяет, делает людей едиными.
Сейчас под словом символ часто понимают изображение чего-то, что реально отсутствует, и он играет некую искусственную, чуть ли не театральную роль. Например, в некоторых книгах по литургике написано, что во время малого входа священник “изо¬бражает” шествие Христа на проповедь. Так поздняя символика, пытаясь объяснить Литургию, часто скорее замутняет смысл происходящего, нежели объясняет его. Происходит как бы профанация того священного, трепетного и таинственного, что словами объяснить невозможно, что может быть только явлением силы и Духа.
На самом же деле никто ничего не изображает. Литургия не призвана изображать. Литургия призвана являть. Настоящий литургический символ — это то, что именно являет реальность и присутствие, а отнюдь не замещает собой отсутствие.
Символ присутствует в Литургии как знак неизъяснимого, но реального, потому что слова оказываются недостаточными для того, чтобы явить реальность происходящего. Символ помогает, как помогает притча. И любая настоящая церковная символика — это явление того, что реально присутствует. Так, если бы икона была символом, замещающим Христа, она тут же стала бы идолом.
Свое символическое значение имеют и богослужебные сосуды. Дискос обозначает Небо, на него возлагается Агнец, Владыка Неба. Звездица символизирует вифлеемскую звезду. Копием римского воина Спаситель был прободен на Кресте, на Литургии это острый нож, которым вырезается Агнец и вынимают частицы из просфор.
Главная большая просфора называется Агнец, то есть ягненок. В богослужении словом агнец обозначается жертва. В течение всей ветхозаветной истории ягненок был всегда самой главной и самой чистой жертвой за грехи людей. Для еврейского народа принесение в жертву ягненочка как бы давало знание того, что ты согрешил, совершил зло в этом мире, а страдает за тебя этот невинный, совершенно чистый и непорочный ягненок, который по характеру своему является символом чистоты и кротости, беззлобия и беззащитности. В Священном Писании под именем Агнца понимается пришествие в мир Спасителя. И поэтому, когда Иоанн Креститель на Иордане видит воплотившегося Сына Божия, он показывает на Него и говорит, — Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грехи мира. Поэтому эта просфора и называется Агнцем, предназначенным для жертвоприношения.
Вторая просфора предназначена для воспоминания о Божией Матери, третья называется девятичинной и предназначена для воспоминания всех святых, четвертая — для воспоминания живых, а пятая — для воспоминания усопших.
Подобная атрибутика появилась не сразу. В древние времена чина проскомидии в том виде, который мы имеем сейчас, еще не было, он сложился где-то к концу первого тысячелетия. В Деяниях святых Апостолов проскомидию называют преломленим хлеба. Когда Литургия совершалась Апостолами или в катакомбах в условиях гонений, для совершения проскомидии было только два богослужебных сосуда — чаша и дискос, на котором раскладывалось преломленное Тело Христово. И с этого дискоса верные брали Тело и вместе отпивали от Чаши, то есть причащались так, как сейчас причащаются священники в алтаре.
Позже, когда во времена Константина Церковь умножилась, появились приходские храмы и стало тяжело преломлять хлеб на очень большое количество причастников. Тогда (это было во времена Иоанна Златоустого) появились копие и лжица, а позже и другие принадлежности.
В богослужении ничто не может существовать само по себе. Эти вещи появились для удобства богослужения, но войдя в него, должны были стать его участниками, служащими для более полного раскрытия смысла происходящего.
Это станет для нас особенно понятным, когда мы будем говорить о том, как велика, просто космична, по своему символическому значению проскомидия.

8.
И вот священник встает перед жертвенником и начинает совершать проскомидию. Он делает поклоны и целует священные сосуды, читая тропарь Великой Пятницы, который звучит только на службах Страстной седмицы. Тем самым начало проскомидии является как бы вхождением в искупительную жертву Христову, страдания Господа нашего Иисуса Христа.
После возгласа Благословен Бог наш..., когда в храме читаются часы, священник готовит вещество для Божественной Литургии.
Копием он вырезает квадратную часть печати агничной просфоры (эта часть и называется Агнец) и поставляет ее на дискос. Агнец свидетельствует о воплощении Господа нашего Иисуса Христа, о том, что Сын Божий стал Сыном человеческим.
На дискосе изображается икона Рождества Христова. Этот праздник обычно представляется очень веселым, радостным, почти детским, но на самом деле он по своей сути глубоко трагичен. Все то, что мы встречаем в Рождестве, мы встретим во время Страстной седмицы. Вифлеемская пещера и гроб Господень — это в общем-то одно и то же. Пелены, которыми Младенец повивается в яслях Марией, это та плащаница, которой Он будет повит Иосифом и Никодимом, и миро, которое приносят Ему волхвы, будет использовано для помазания Его после снятия с креста. А песнопения Великого поста и Страстной седмицы будут все время возвращать нас к тому месту, где родился Спаситель, потому что Он родился не для того, чтобы жить, а для того, чтобы умереть за наши грехи.
Дискос изображает одновременно и вифлеемскую пещеру, и гроб Господень. Когда мы совершаем проскомидию, мы осознаем Рождество и Воплощение Христа как связанные с Его крестной смертью. Поэтому на проскомидии вместе с воплощением происходит как бы и распятие Христово. Священник крестообразно надрезает просфору со словами: Жрется Агнец Божий, вземляй на Себя грехи всего мира, за мирский живот и спасение. Завершая эту часть священнодействия, священник копием пронзает просфору с правой стороны, в том месте, где на печати написано имя Иисус, со словами: Един от воинов ребра Его копием прободе. И выливает в чашу вино, смешанное с водой: И абие изыде кровь и вода и видено есть свидетельство и истина есть свидетельство Его. Таким образом готовится само вещество для Божественной Литургии.
После того, как Агнец приготовлен для дальнейшего священнодействия, священник вынимает частичку из богородичной просфоры и кладет на дискос справа от Агнца. Потом из девятичинной просфоры последовательно вынимает девять частичек в память служения святых: в память Иоанна Крестителя, пророков, святых Апостолов, святителей, мучеников, преподобных, исцелителей и бессребренников, праведных Иоакима и Анны, а также в память святых, в честь которых освящен храм, память которых совершается в этот день, а также поминает им лично чтимых святых, просветителей нашей земли — Мефодия и Кирилла, князя Владимира и великой княгини Ольги. Последняя частичка вынимается в память того из святителей, кто написал Литургию, — Василия Великого или Иоанна Златоустого.
Поминовение святых во время проскомидии имеет очень большое значение, — мы ко всем святым обращаемся, и все святые становятся рядом с нами.
Эта часть проскомидии напоминает собой деисусный чин иконостаса. Впереди Спаситель, с одной стороны Матерь Божия, с другой стороны — все святые в своем общении и близости со Христом в молитве за Церковь, которые молят Его как Судию Милосердного о помиловании всех предстоящих в храме.
А потом священник берет просфору заздравную, вынимает из нее частичку в память Святейших патриархов, епископов и всех православных христиан и молится за наше отечество. А потом берет просфорку за упокоение и, вынимая частичку, молится о тех, кто создал храм, о всех прежде почивших православных патриархах и почивших из прихода святого храма сего.
И наконец, священник читает молитвы за наши приношения, то есть записки, которые мы подаем за ящик. И в этой проскомидии участвует своим священнодействием, — я хочу это подчеркнуть: священнодействием, — каждый человек. Наше приношение состоит не просто в том, что мы подали записочку и денежку заплатили. Как священник священнодействует во время проскомидии, так и мы в этот момент принимаем участие в проскомидийном священнодействии как приносящие эти имена и нашу молитву за них.
За каждое имя из просфорки вынимают частичку, и вот рядом со Христом, с Агнцем Божиим, взявшим на Себя грехи мира, с Матерью Божией, со всей небесной Церковью, вырастает большая гора, можно сказать — толпа, частичек, которых часто так много, что они собой все вокруг Спасителя своего покрывают, и Матерь Божию, и все другие частички. Рядом со Христом на этом дискосе оказываются болящие, скорбящие, заблудшие и отпавшие, которые сами, может быть, ко Христу придти не могут, но которых мы приносим, как те четверо принесли расслабленного и положили его пред ноги Спасителя. Мы приносим на этот дискос, который являет собой уже соединенную, земную и небесную, Церковь Божию, всех наших близких, — и живых и усопших, и верных и отпавших, и заблудших и болящих, страждущих и заключенных, тех даже, кто по жизни далеко ушел от Христа, предал Его, забыл о Нем. Нет другой такой сильной молитвы у Церкви кроме молитвы Литургии, которая могла бы вот так реализовать, объять собой все наши прошения. (Поэтому по моему глубочайшему убеждению молебны, которые служатся после Литургии, — бессмысленное дело, и служить их по большому счету не надо. Все, что мы можем у Бога попросить, на Литургии совершается).
Священник заканчивает проскомидию каждением. Как волхвы принесли золото, ладан и смирну, так приносится кадило к этому приношению. Священник кадит звездицу, которая изображает собой вифлеемскую звезду и крест, и кладет сверху на дискос, покрывая его крестом как орудием нашего спасения. Затем он последовательно кадит три покровца и покрывает ими проскомидию, как покрыт пеленами Младенец Христос, или как Спаситель покрыт плащаницей. Христос — во гробе, как во время Великой Субботы.
Проскомидия теперь являет собой великое таинство седьмого дня, когда Господь почил от дел Своих, ту субботу благословенную, после которой мы — в предчувствии воскресения Христова, спасения и открытия жизни будущего века. И поэтому после того, как священник покадил проскомидию, он подходит к Царским вратам и открывает завесу Царских врат, как знак пришествия и спасения.

9.
Проскомидия напоминает нам Великую Субботу и ожидание воскресения Христова. А воскресение Христово свидетельствует о всеобщем нашем воскресении и жизни будущего века.
Проскомидия заканчивается как бы ожиданием. Господь лежит во гробе. Священник кадит храм. Во время каждения алтаря он читает пасхальный тропарь. Это очень важный момент для осознания пасхального смысла Литургии как таинства восьмого дня. Он подчеркивает, что проскомидия и начало Литургии как бы соответствуют нашей жизни на земле и вхождению в Царствие Небесное.
По прошествии субботы мы встречаем воскресшего Христа. Это зафиксировано в нашем праздновании Пасхи. Собственно, пасхальная служба есть некое внешнее осуществление нашего литургического торжества. В первые века Литургия совершалась в начале нового дня, на рассвете с субботы на воскресенье, — в момент воскресения Христова. И переход от проскомидии к Литургии — это как прошествие субботы, седьмого дня, конец миробытия, в котором мы сейчас пребываем.
Литургия начинается с того, что священник и диакон молятся и совершают поклоны перед престолом. Священник читает молитву Царю Небесный..., а затем ангельское славословие Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение, потому что служение, которое ему предстоит совершить, это служение ангельское, и человеку передается, как бы перепоручается ангельская функция. В Литургии участвует вся Церковь, особенным образом являя в этом свое единство. И понимая свою человеческую немощь, священник произносит: Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою.
Имеет смысл вспомнить, что единственным настоящим совершителем Литургии может быть только епископ, как и было в раннехристианской Церкви. Когда появились приходские храмы, священники стали совершать Литургию по благословению епископа, который в виде своего благословения посылал каждому антиминс. Без антиминса священник служить Литургию не может ни при каких обстоятельствах, он — помощник епископа, сослужитель его. А сослужители священника — все остальные прихожане.
В ходе совершения этих молитв диакон подходит к священнику и, беря благословение, говорит такие слова: Время сотворити Господеви, владыко благослови.
По-русски это означает — сейчас наступает время работать Господу. Все, что можно сделать по человеческим силам, для Литургии сделано. Человеческие дары принесены, приготовлены, вино и хлеб стоят на жертвеннике. И теперь настало время, когда будет трудиться Господь, когда Он вступает в Свои права и будет совершать священнодействие.
Диакон берет благословение со словами: Помолись о мне, владыко святый, и помяни мя, владыко святый и выходит из алтаря, произнося про себя: Господи, устне мои отверзеши... Заканчиваются молитвы, священник стоит перед престолом, на нем лежит сложенный антиминс. Он поднимает над антиминсом Евангелие и молится про себя, уже своими словами, о своем недостоинстве и просит помощи Божией.
В это время диакон у Царских врат возглашает: Благослови, владыко. И священник отвечает: Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
В следующий раз мы поймем, почему именно такой возглас звучит на Литургии, потому что будем говорить о Евхаристии как Таинстве Царства.

Примечания:
[1] © А. А. Уминский, 2004
[2] Ни в одной другой религиозной системе, кроме христианства, нет такого понятия — веровать в Церковь. По катехизису святителя Филарета Московского, Церковь — это общество верующих, объединенных единой верой и едиными обрядами. Так можно сказать о любом религиозном объединении, о мусульманах, иудаистах, о ком угодно. Такому обществу можно принадлежать, в него можно входить, заниматься исполнением обрядов, исходя из постулатов веры, но веровать в него невозможно. Ни одно такое сообщество не является тем, чем является Церковь для христиан.
[3] Говоря о христианстве, я имею в виду Православие, потому что Православие для нас и есть христианство.
[4] Фелонь происходит от пастушеского плаща, — знака того, что священник есть пастырь, то есть пастух. — Ред.
[5] Епископ входит в храм в просторной мантии; это напоминает о дорожных плащах первых епископов, которые странствовали от прихода к приходу (отсюда и слово приход). — Ред.