Гонимые правды ради…

Ксения Кириллова 

30 октября считается Днем памяти жертв политических  репрессий. Сегодня, когда все больше людей начинает идеализировать годы советской власти, наверное, особенно важно, оставив в стороне политические лозунги, вспомнить хотя бы несколько судеб и имен людей, попавших в воронку «лихого века».

«Заговорщики»

« 15 июня 1948 года меня арестовали… Я провела шесть месяцев в одиночке и получила приговор: 10 лет исправительно-трудовых лагерей. За первый месяц меня допрашивали 49 раз и совершенно не давали спать, потому что допрашивали по ночам, а днём не позволяли даже прислониться к стене. К концу месяца я от бессонницы уже перестала соображать, что к чему ».
Это — отрывок из письма Генеральному секретарю Союза писателей СССР А.А. Фадееву  Татьяны Волковой   — школьной учительницы , редактора юбилейного собрания сочинений Л.Н. Толстого, обвиненной в причастности к «террористическому заговору» против советской власти.
Абсурдность такого обвинения очевидна, однако женщине-интеллигентке все же пришлось провести десять лет на Колыме, вдали от детей и любимой работы.
На некоторых местах массовых расстрелов сегодня до сих пор нет памятников.
12-й километр Московского тракта  города Екатеринбурга — одно из немногих мест, которое постоянно напоминает о судьбах миллионов соотечественников, безвинно пострадавших от рук большевистских палачей за свою веру, политические убеждения или просто социальную принадлежность.   
В годы массовых репрессий погибли сотни тысяч уральцев. В их числе — руководители промышленных предприятий, общественных организаций, военнослужащие, учителя, врачи, рабочие, крестьяне, священнослужители. Со всей России на Урал, в учреждения ГУЛАГа, шли спецэшелоны с осужденными, многим из которых никогда не суждено было вернуться домой.
Сейчас на Среднем Урале проживает более 30 тысяч бывших политзаключенных. Ничто не в силах исправить их искалеченные судьбы, вернуть им молодость, силы, здоровье.
На гранитных стелах екатеринбургского мемориала сегодня выгравировано 18 тысяч фамилий жертв репрессий. В их числе — имя  священника Антония Бабкина , служителя одного из храмов города Туринска. Его расстреляли за «контрреволюционную агитацию». Без средств к существованию остались вдова и десятеро детей батюшки.
Отца восьмерых детей  кузнеца Даниила Блаженкова  из красноуфимской деревни тоже забрали в тридцать седьмом. Осталась мать с малолетними детьми на руках. Дочери репрессированного 80-летняя Нина Малинникова и 82-летняя Валентина Бенкина вспоминают: после ареста отца отобрали у семьи все, дав взамен клеймо «врагов народа», в том числе и детям.
Впрочем, расправы со священниками начались гораздо раньше.
26 августа 1918 года в уральское село Мироновское вошел отряд из пяти вооруженных конных красноармейцев. Явившись к обоим служившим там священникам:  отцу Иоанну Шишову  и   отцу Иоасафу Панову , красноармейцы объявили им о поступившем на них доносе с обвинением в антисоветской агитации и приказали следовать в штаб полка, располагавшийся в то время на станции Егоршино.
Вот как позже рассказывали об этом убийстве в газете «Уральская жизнь»:
«Выехали за село. Проехали с версту. «Стой», — командуют красные. Священники остановились. «Попы-черти, вылезайте! Ну, вставайте в ряд, поднимайте руки вверх, молитесь своему Богу, сейчас вас расстреляем». Следует брань, залпы из ружей, и жертвы принесены… ».
В 2002 году священномученик Иоанн Шишов был прославлен в  Соборе новомучеников  и исповедников Российских от Екатеринбургской епархии.
Таких примеров можно приводить тысячи. Однако мало кто задумывается о том, что террор 30-х и последующих годов не только калечил и лишал жизни людей, он оставил и так называемых «нравственных жертв репрессий» — многочисленных «стукачей», строчивших доносы на своих сограждан в НКВД.

В творческом поиске… врагов

«Прочитав в печати обвинительное заключение по делу наймитов фашизма Троцкого, Зиновьева и К, у меня появилась такая ненависть к этим негодяям, что я сразу задумался над вопросом, что все партийные и непартийные честные большевики должны внимательно просмотреть своих друзей и знакомых: чем они дышат, живут и что делают, дабы до конца разоблачить все остатки зиновьевщины…»
Это начало доноса на  преподавателя геологии Свердловского пединститута Бориса Дидковского , направленного неизвестным активистом в комиссию партийного контроля при ЦК ВКП (б) «товарищу Ежову». Дидковский, обвиненный в «троцкизме и сращивании с чуждым элементом», был расстрелян 13 августа 1938 года.
Примерно в то же время была расстреляна  ректор Свердловского государственного университета Зинаида Торбакова . Она много сделала для развития университета и, надо полагать, сделала бы еще больше, если бы в 1937 году не была обвинена в том, что «была тесно связана с врагами народа и проводила контрреволюционную вредительскую деятельность».
Зинаиду Федоровну расстреляли 8 августа 1938 года в возрасте 37 лет. В этом же году было казнено еще трое преподавателей вузов Свердловска.
Советские граждане должны были не только единодушно поддерживать осуждение на смерть бывших политических лидеров, но и ликвидировать их портреты, книги, сборники статей. НКВД активно реагировал на сведения о сохранении портретов и трудов репрессированных политических деятелей.
В Свердловске по одному из таких «портретных дел» в тридцатые годы были привлечены к ответственности студенты Горного института.

Устраняя конкурентов

«Кто ищет, тот всегда найдет», — наверное, этой известной фразой объясняется обилие поводов для привлечения к уголовной ответственности.
Квалифицированный рабочий Пермского судоремонтного завода был осужден на десять лет за то, что назвал Троцкого «товарищем» и заявил о его значительной роли в революции. Двое свидетелей-коммунистов оценили этот поступок как «троцкистскую пропаганду» и обратились в партком.
Мастер другого завода был расстрелян за рассказ анекдота, о чем сообщил в Управление НКВД один из его сослуживцев.
Репрессированных были массы, но еще больше поражает количество доносчиков.
— Ученые, анализируя исторические реалии тех лет, называют этот феномен «активизмом» — активным конформизмом, деятельным приспособленчеством, сознательным использованием возможностей, предоставляемых властью и ситуацией, для решения своекорыстных личных проблем, — поясняет доцент Уральского государственного университета Светлана Быкова, много лет изучающая репрессии 30-х годов.
Что именно двигало подобными «активистами», сейчас можно только догадываться. Свидетельств того, кто из этих людей поддался общей мании поиска «врагов», кто сводил личные счеты или просто «устранял конкурентов», почти не осталось. Авторы использовали принятые в те годы лексические образы и пропагандистские клише, не обозначая своих истинных намерений.
Иногда настроение авторов ярко демонстрирует сам стиль сообщения, его особая эмоциональность.
Один из жителей Свердловской области указывал в доносе на свое желание – «убрать сор, мешающий строительству социализма», другие авторы использовали такие выражения: «Он враг республики, враг рабочего класса…»; «Сомневаюсь, что он большевик…»; «Это далеко не советские люди…».
Власти в свою очередь всячески поощряли доносы и шпионаж.
Согласно Постановлению ЦК ВКП(б) от 28 августа 1926 года «…разглашение должностными лицами имен корреспондентов и равно содержание заметок, передаваемых ими для расследования, является… уголовно наказуемым преступлением».
Органы же, в свою очередь, обязаны были вербовать как можно больше добровольных помощников. Известен случай, когда оперуполномоченный был осужден за   «халатное отношение к работе с агентурой: лично завербовал всего только трех человек».

Глазами очевидца

— Я был активным комсомольцем, хорошо работал. Неожиданно меня арестовали в июле 38-го года и отправили на десять лет в лагерь в Архангельской области. Держали нас постоянно под прицелом. Жили мы в овощехранилище.
Представляете — кругом земля, даже одежду высушить было негде. На рубку леса нас посылали и в тридцатиградусный мороз. Помню, как я отрезал рукава от телогрейки и положил в лапти, чтобы ногам было хоть немного теплей. Тогда я простыл, все тело покрылось фурункулами.
К 39-му году я уже не мог ходить. И вдруг неожиданно в декабре следующего года мне сообщили: «Шапитовский, вас освобождают». Я поверить не мог тому, что слышал, — со слезами на глазах вспоминает один из бывших репрессированных.
Пенсионер Эдуард Иванович Новоселов уже много лет пытается найти сведения о своем погибшем в лагере отце, репрессированном за то, что он выразил несогласие с официальной версией смерти Орджоникидзе.
— Он сказал об этом в узком семейном кругу в присутствии своего лучшего друга, который потом благополучно на него и донес, — рассказывает Эдуард Новоселов. — Отцу дали десять лет. Лагерь, в котором он отбывал срок, затем оказался в зоне оккупации. Официально мне ответили, что лагерь попал в зону затопления, но я думаю, его перед оккупацией уничтожило НКВД.
— Мою мать осудили за «вредительское строительство Главпочтамта», — сообщает другой пенсионер, Владимир Вениаминович. — Я так и не понимаю, как можно «вредительски» строить здание.
Сегодня родственников людей, попавших под беспощадный каток Системы, волнует, насколько сегодняшнее поколение извлекло урок из истории.
— Меня больше всего беспокоит, что общество так и не покаялось в том, что было в те страшные годы. Если относиться к этим трагедиям как к чужим и далеким от нас, они в любой момент могут повториться снова, — уверен Эдуард Новоселов.

В тему

Прототипом любимца россиян Штирлица (полковника Исаева) был, по некоторым данным, разведчик Шандор Радо.
Его группа сообщила советскому командованию важнейшие сведения о планах вермахта, которые особенно полезными оказались в битвах под Москвой, под Сталинградом и на Курской дуге.
После окончания войны в декабре 1946 года Особым совещанием при МГБ СССР Шандор Радо был осужден на 15 лет лишения свободы за шпионаж. Разведчик освободился из заключения только после смерти Сталина, в ноябре 1954 года.

Православие и мир