ГЛАВНАЯ СТРАНИЦА
ПОСЛЕДНИЕ СОБЫТИЯ
СЛОВО НАСТОЯТЕЛЯ
ХРИСТИАНСТВО
В ВЕНГРИИ
СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ
ХРИСТИАНСКИЕ ПРАВЕДНИКИ
ВСЕХ ИХ СОЗДАЛ БОГ
ЖИЗНЬ В ЦЕРКВИ
НАШЕ ПРОШЛОЕ
И НАСТОЯЩЕЕ
О ПРИХОДЕ
РАСПИСАНИЕ БОГОСЛУЖЕНИЙ
ЦЕРКОВНАЯ БИБЛИОТЕКА
ДУХОВЕНСТВО ХРАМА
СТРАНИЦА РЕГЕНТА
ЦЕРКОВЬ
И ГОСУДАРСТВО
ВОСПОМИНАНИЯ
И ДНЕВНИКИ
НАШИ РЕКВИЗИТЫ
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
СОВЕТЫ ВРАЧА
ПЛАН ПРОЕЗДА
ФОТО
ССЫЛКИ
ГАЛЕРЕИ
КОНТАКТЫ
Рецензия на книгу:
Ангелова кукла (Эдуард Кочергин)
Россия!.. Кто здесь крайний?
Коробова Екатерина (Анна Латынская, Маргарита Олсуфьева, Ирина Самойлова)
Если при вас кто-то будет сладостно ностальгировать о сталинских, хрущевских и брежневских временах, посоветуйте ему прочесть книгу Эдуарда Кочергина "Ангелова кукла. Рассказы рисовального человека". Ее второе издание в 2006 году предприняло петербургское издательство Ивана Лимбаха. Народный художник России Эдуард Степанович Кочергин, широко известный своими театральными работами в содружестве с такими режиссерами, как Г. Товстоногов, Л.Додин, К.Гинкас, Б.Равенских, А.Эфрос, Ю.Любимов, родился в Ленинграде, в печально известном 1937 году. Природа расщедрилась и подарила автору необыкновенную образную память и неординарные способности блестящего рассказчика. Благодаря их сочетанию получилась пронзительно правдивая книга.
Ленинград Кочергина - не официальная героика блокадных дней, не имперская и культурная столица, а совершенно неожиданный и малоизвестный широкой публике город времен спаивания Родиной своего "победившего народа" и беспросветной нищеты ленинградских окраин. Это также город удивительных, выделяющихся из общего ряда людей. Если бы была "книга наподобие Книги рекордов Гиннеса, куда бы заносили сведения о типах, выпадающих из общепринятых норм и устоев человечества, причем украшающих эту самую жизнь необычайной добротой ко всем и даже к самым незначительным существам на свете...", то многие персонажи "Ангеловой куклы" обязательно попали бы на страницы необычного справочника.
"Рассказы рисовального человека" систематизированы автором в пять разделов, каждый из которых - определенная веха его жизни. Первый раздел - детство, но такое, от которого быстро взрослеют. "Родился я с испугу: отца Степана арестовали за кибернетику, и мать меня выкинула на два месяца раньше". Матку Броню забрали в 1939-м, на следующий день после того, как ее долго молчавший сын заговорил сразу и много, причем по-польски. Старший брат Феля, заболевший от побоев в школе за отца-шпиона, вскоре умер в дурдоме от воспаления легких, а младшего мальчика сдали в казенный дом, и жизнь его с тех пор "стала казенною". Российское противостояние государственной машины и человека - это и есть казенная жизнь, когда государство ломает, а человек не поддается. Причем это началось отнюдь не с вождя народов Иосифа Виссарионовича, а гораздо раньше. В книге Кочергина тому подтверждение - байка о происхождении названия древнего города Тотьмы. Петра Первого, путешествующего по русскому Северу и Вологодчине, жители Тотьмы приветствовали совершенно неожиданным способом. "Крутые берега реки густыми кругами, как семечками в подсолнухе, были усыпаны низко склоненными долу человечками. Застывшие, сложенные вдвое люди выделялись на зеленых угодьях задницами, торчащими с округлых берегов прямо вверх, в небо. Зрелище сие из царской дали было настолько непонятным и впечатляющим, что царь, увидев такую картину со своей главной галерной лодки, повернулся к Алексашке Меньшикову и спросил: "То тьма жоп, что ли, Данилыч?" Меньшиков посмотрел в свою поднадзорную трубу и ответствовал царю: "Точно, то тьма жоп на горах, Ваше Величество". Тотьма Тотьмой, но главное здесь - редкое качество русского народа - вроде бы согнутый в бараний рог, он обязательно покажет власти задницу. Наверное, потому и выживаем.
В детприемниках лютых времен, "когда из-за двух усатых вождей в европейской России смертоубийственно дрались миллионы взрослых людей", жизнь текла по предписанию "последнего пенсненосца Советского Союза" Лаврентия Павловича Берии. Вырванные из домашнего детства малые ребята решали, кто лучше: шпион или враг народа? И становились волчатами от "ласкового" попечения своих надсмотрщиков-воспитателей, от неусыпного внимания начальницы по кличке (чуть не написала - погонялову) Жаба. Страшно читать о побоях и карцере для малявок, которых жалела лишь Машка Коровья Нога - полоскательница-посудомойка, крутым матом несшая всех местных "генералов" и "генеральш". "Нечисть дьявольская мальков не трогает, Бога боится, а вы кто? Из какой скорлупы вылупились, какая тварь вас высиживала?!" На этот вопрос нет реального ответа, он - в плоскости абсолютного зла, выпущенного на Россию прямо из ада.
Спастись из ада - значит убежать. Что и предпринял восьмилетний исхудавший мальчишка вместе с напарником чуть постарше. Хождение из Сибири в Ленинград растянулось на годы. К осени, когда начинало холодать и наступало время ученья, беглец, к тому времени потерявший спутника, попадал в очередной детприемник. Среди церберов и вертухаев редко, но попадался хороший и необычный человек. Такой, как чухонский эстонец Томас Карлович Япономать, которому посвящен целый рассказ. Обязательно его прочтите, получите огромное удовольствие.
При всей тяжести обстоятельств повествование Кочергина не оставляет ощущения безысходности, во многом благодаря живому любопытству автора к жизни, его блестящему не казенному русскому языку и острому чувству смешного. И первая часть книги, и вторая отличаются вкраплением специфических тюремных терминов. Но автор применяет их столь органично, что они понятны даже человеку, весьма далекому от воровского жаргона.
Финальная точка первого раздела - рассказ "Поцелуй", о котором не могу не сказать. Потому что он в книге первый, где появляется страшно покалеченный "победивший народ", на вокзале без крыши, заполненном "обрубками" - безрукими, безногими, палеными, ослепшими... "Брейгель какой-то, в натуре - и на Руси". Жуть, увиденная глазами ребенка и навсегда осевшая в его памяти.
Рассказы второй и третьей частей "Ангеловой куклы" часто обсуждаются в прессе. Полагаю, прежде всего, из-за их персонажей, населявших питерские острова. Уркаганы, стырщики, щипачи и пацаны-затырщики... Проститутки - марухи речные, чвановки, кооператовки, парколенинские шкицы и промокашки, ботанические девушки, петровские мочалки, занимавшиеся самым древним ремеслом тогда, когда по официальным данным и святому убеждению порядочных дам секса у нас не было. А еще дети и странные люди - юродивые безбожных советских времен. Но дело не в экзотических персонажах, а в том, что у них, живущих неправильно и вроде бы неправедно, гораздо больше живых чувств, любви и сострадания, чем у тех, кто приспособился к моральному кодексу строителя коммунизма. Тем более чем у власти, подгоняющей все живое под свои тюремные мерки.
В то нищее время нищие взрослые детей не обижали. Артель проституток не бросила на произвол судьбы дочку погибшей товарки. Малышку выкормили, выучили в балетном училище и, гордые результатом, препроводили юную балерину к месту службы в Уфимский театр оперы и балета. "Жизель Ботаническая" - рассказ смешной и бесконечно трогательный. "Гоша Ноги Колесом" - настоящая новелла о страшно уродливом человеке, "летописце" Смоленского кладбища. Сюда он сбегал из деликатности, чтобы своим уродством людям глаза не мозолить. Философ по природе и в силу обстоятельств, Гоша Ноги Колесом дружил с псиной по кличке Степа да с окраинной детворой, объединяя "вокруг своей нелепой персоны издавна враждовавших в этих краях наследников голодайской и василеостровской голытьбы". Межостровное перемирие наступало в новогоднее и святочное время, когда кладбищенский философ собирал всех в одну ватагу для подготовки зимних праздников. Старый голодайский вор-пенсионер Степан Васильевич приносил добротную елку, ее вмораживали в лед. На крыльце церкви Смоленской Божьей Матери в глиняные формочки с нитяными петельками заливалась подкрашенная цветными чернилами вода, формочки выставлялись на мороз, и на следующий день "разноцветными хрустально-ледяными птичками, рыбками, зверушками украшалась воровская елка". Уважаемые современные папы и мамы, попробуйте последовать Гошиному примеру, не откупайтесь от детишек готовыми игрушками и подарками. Ведь подготовка к празднику захватывающе интересна, как и сам праздник. К примеру, тот, что устраивал Гоша-летописец островной малышне на все школьные каникулы - со "Снегурочкой" собачкой Степой, королевой праздника малюткой Кудышкой, подарками в виде кусков жмыха и дурынды и зрителями, стоявшими по берегам Смоленки - пестрой компании уважаемых местных людей: невских дешевок с сутенерами, дворничихи, нищенствующего гражданина Никудышки - никчемного дяди королевы Кудышки, сестриц-побирушек Фигни Большой и Фигни Малой... Новогодние гулянья на реке Смоленке прекратились только со смертью Гоши Ноги Колесом и великого островного вора-карманника Степана Васильевича, опровергших своим уходом ходульную хамскую истину, что незаменимых людей нет.
Вспоминая в тяжелых для себя обстоятельствах, что русский народ велик и самоотвержен, наше государство, использовав своих граждан по полной программе, по вековой традиции забывает о них, когда опасность миновала. Или откупается от народа, также традиционно спаивая спасителей Отечества. Третья часть "Рассказов рисовального человека" представляет нам безрукий, безногий, контуженный "победивший народ", собиравшийся в питейных заведениях, открывшихся в огромном количестве в послевоенном Ленинграде. Здесь "встречались и оставляли огромный заряд своей энергии списанные государством и не нужные мирному времени солдаты, сержанты, офицеры армии-победительницы". "Если заглянуть под столешницу, то на десять голов, возвышавшихся над питейными столами-стойками, вы могли обнаружить семь-восемь пар ног, а то и менее". Привыкшие на войне к своей значимости, потерявшие не только здоровье, но часто и семьи, эти люди старались найти опору в воспоминаниях, водке и друг в друге. Самые трагические страницы "Ангеловой куклы" - похороны Капитана (рассказ "Капитан"), выписанные художником, видящим картину и в целом, и в мельчайших подробностях. Ранним утром "со всех концов острова, со всех его линий и проспектов потянулось и заковыляло в эту уличную щель списанное инвалидное воинство... Среди них можно было увидеть все виды человеческого калеченья, которые подарила народу последняя Отечественная. Здесь были "обрубки" - полные, половинные и комбинированные; "костыли" всех видов; "тачки" - совсем безногие, с зашитой кожей задницами; "печенные" в танках и самолетах - с запекшимися лицами, руками; просто обожженные, простреленные навылет и с остатком..." Трезвые, вымытые, в выстиранных и отглаженных гимнастерках, при орденах военные люди без погон в полном молчании сделали похоронили солдата, награжденного орденами и медалями за боевые подвиги, как положено. Уж они-то точно не забыли, кто войну выиграл. За эту память их позднее и убрали с глаз долой, вывезли в отдаленные северные заброшенные монастыри, навсегда вычеркнув из жизни. Как избавились потом от тех, кого назвали тунеядцами и массово выселили в места не столь отдаленные, тем самым, заразив трезвый и работящий русский Север пьянством и безнадежным российским бездельем. После четвертой части книги, в которой автор рассказывает о людях, с которыми его столкнула судьба театрального художника, следует часть пятая, подводящая неутешительный итог советского правления в истории России. Страна, богатая на неординарных людей, это свое богатство не ценит, не любит и, более того, его побаивается. "Россия!.. Кто здесь крайний?", - звучит вопрос, обращенный к очереди жаждущих опохмелиться поутру. И это действительно Россия, она есть, и с этим ничего не поделаешь.