ПРОБЛЕМА СОПРОТИВЛЕНИЯ СТАЛИНСКОМУ РЕЖИМУ
Когда мы ставим проблему сопротивления советской власти, прежде всего следует ответить на вопрос о формах возможного сопротивления в условиях диктаторской и стремящейся к тоталитарности системы. Исследователи антифашистского Сопротивления в Германии предлагают в качестве критерия понятия «сопротивление» вопрос: было ли определенное поведение человека или группы людей сопряжено с риском для жизни (положения) или нет? Действительно, в советский период (по крайней мере, до середины 1980-x) любая позиция стремившаяся избежать унифицирующего давления системы, была связана с определенным риском.
 
История идеологических диктатур показала, что понятия «оппозиции» и «сопротивления» должны постоянно соотноситься я с конкретными условиями функционирования данной системы власти. Эти режимы требовали большего, чем просто установление своей монополии на власть. Они стремились наладить всеохватывающий контроль над населением, над всеми аспектами существования человека, над смыслом его жизни и его совестью. В СССР все должно было быть подчинено власти во имя торжества идеи строительства социализма.

Формируемая под воздействием воспитания в школе, агитации и разных форм террора позиция человека совершенно не отвечала традиционным представлениям о покорном государству подданном, ведущем себя пассивно, спокойно и «аполитично». От каждого советского человека требовалось постоянное признание в верности системе. В советской системе любое проявление несогласия с осуществляемой в данный момент генеральной линией рассматривалось как государственное  преступление( 1 ). В этих условиях понятие «сопротивление» имеет крайне мало общего с традиционным понятием противления врагу, который захватил твою страну.

Сопротивление было сознательным актом, и этим оно «принципиально отличается от бунта, вызываемого безысходностью ситуации. Показательны размышления Михаила Михайловича Пришвина из его дневника за 1930 год: «29 мая. Непротивление злу. Надо разобраться, какое зло. Тот, кто требует непротивления злу, конечно же потому прибегает к этому, что непротивление злу представляется единственным средством борьбы. Но если бы хоть какая-нибудь возможность была уничтожить зло прямой борьбой, то, конечно, никто бы не стал говорить о непротивлении. И такого рода зло живет среди нас постоянно: в сущности, это бессильное нетворческое, мелкое повседневное зло» (2 ).

Террор и сопротивление террористическому режиму в 1920 — 1941 гг. выступают как формы взаимоотношения формирующейся советской власти и общества, еще не советской.

 (1) Так появилось сатирическое самоопределение члена партии, который во время очередной «чистки» на вопрос: не было ли у него колебаний ио отношению к линии партии — ответил, что колебался вместе с линией партии (анекдот, доживший до 1980-х).
(2)Пришвин М.M. Дневники 1930 — 1931 гг. М., 2007.


ФОРМЫ СОПРОТИВЛЕНИЯ
Формы сопротивления менялись в зависимости от изменения характера и политики режима.

Организованное сопротивление

По делу «Петроградской боевой организации» (1921) было арестовано и осуждено 100, в том числе на смерть 60 человек. Это дело (даже если оно было провокацией ВЧК) свидетельствует, что к активному организованному сопротивлению « большевикам были готовы лучшие представители российской интеллигенции (профессора Николай Иванович Лазаревский, Михаил Михайлович Тихвинский, поэт Николай Гумилев, скульптор князь Сергей Александрович Ухтомский).
В начале 1920-х существовали оппозиционные советской власти философско-религиозные( 1 ) и политические (эсеровские, сионистские, социал-демократические, анархистские) подпольные кружки. Их сопротивление выражалось не только в разработке альтернативных вариантов решения стоящих перед страной проблем (это задача любой оппозиции), но и в противостоянии той унификации «всех и вся», которая осуществлялась властью в рамках начавшейся «культурной революции». И та и другая позиция рассматривалась властью как антисоветская. По мере укрепления советской власти были уничтожены все общественные организации, даже совершенно аполитичные, если они не были организованы и не руководились коммунистами.
Участником одного из таких кружков был известный впоследствии советский востоковед Иосиф Давыдович Амусин( 2 ).
Существовали целые социальные слои и группы, обреченные на сопротивление, например крестьяне и верующие.

1. Нелегальная организация «Воскресенье» во главе с философом Александром Мейером была разгромлена в 1928 г.
2. И.Д. Амусин был арестован в 1926 или 1927 г. по делу сионистской молодежной организации, ссылка до 1930 г. в Казань, три года «минусов». Вернулся в Ленинград, снова арестован в январе 1938 и освобожден в 1939 г. Однажды он встретил меня словами: «Боря! У меня сегодня юбилей. 40 лет назад меня первый раз арестовали». И добавил, что сидел в одной камере с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым.

Сопротивление крестьянства. Коллективизация

Об отношении сталинского руководства к методам коллективизации свидетельствует позиция В.М. Молотова, бывшего в 1930— 1939 гг. главой правительства. Незадолго до смерти его спросили, как он смотрит на то, что во время этой акции «миллионы крестьян были отправлены в ссылки и лагеря. Земля лишилась самых деятельных людей, и вы хорошо знаете, что это пагубно отразилось на экономике страны. Можно ли считать оправданным такое насилие над миллионами судеб?». Молотов ответил вопросом: «А вы хотели бы, чтобы остались кулаки и продолжали эксплуатировать крестьян? Тогда зачем нужна была борьба за свержение капиталистического строя?» Эти слова были сказаны с нескрываемым сарказмом.

Спустя 60 лет после начала коллективизации один из ее руководителей привел единственный аргумент в ее пользу, да и то чисто идеологический. Не стремление разрешить, хотя и недостойными методами., продовольственную проблему, а желание уничтожить кулака-мироеда.
Одним из краеугольных положений теории крестьянского хозяйства является категория «выживания» (А.В. Чаянов), понимаемая как защита своего существования в угрожающей социальной и природной среде. Этим объясняется и вековое долготерпение крестьян. Но на коллективизацию крестьянин ответило вооруженным сопротивлением. Оно началось одновременно с началом коллективизации в 1929 г. Складывается впечатление, что к этому времени активная часть крестьянства уже осознала, что никакого компромисса (в крестьянской терминологии «полегчания») с этой властью установить не удастся.

Подготовленные Лубянкой на основе поступающей из провинции информации аналитические обзоры за 1929 г. не оставляли власти надежд на мирное осуществление коллективизации. Там приводились характерные высказывания населения и цитаты из подпольных листовок:

«существующая система партийной диктатуры, сводящаяся к диктатуре Сталина... душит в стране все живое и ведет ее на край пропасти»;

«все идет к худшему, сейчас крестьянин хлеб не везет и нам делать нечего, но это заставит партию во главе со Сталиным сдаться или изменить свою программу»,

«да здравствует наш русский правитель, который дал всему народу свободу, а не угнетение»;

«на нас кругом напали -коммунисты, задавили налогами до каких пор мы будем терпеть, надо брать оружие и вилы, косы и идти в бой»;

«пусть будет Петлюра, поляки, Англия, царь, меньшевики, кто угодно, лишь бы не эти грабители»;

«на сердце тоска и пепечаль, как бы сегодня получить хлеб;«долой векепевщину»;  «вот дожили — деньги есть, а купить нечего — хоть голый и босый ходи»; «крестьян хотят уморить голодом»;
 
«12 лет правит советская власть, и что ни год, то достижение — сначала хлеба не стало, потом мануфактуры; дали бы частную торговлю — и все было бы»;
«советская власть разоряет мощные хозяйства с целю коллективизировать их, загнать зажиточных в коммуну, от одной бедноты пользы нет»;
 
«надо организовать восстание и воздать коммунистам по заслугам. Долой советскую власть»; «всюду жидовская власть. Не поднимаются руки для работы. Надо сеять только для себя»;

«политика грабительская и удушающая. Невозможно терпеть. Хлеб дадим тогда, когда пройдут через наши трупы»; «довольно пить кровь из рабочих... бей милицию — шкурников... бей финагентов-взяточников»;

«мы голые и босые, а у нас отбирают последний хлеб... Советская власть обдирает последнюю шкуру... Колхозы и совхозы не приносят никакой пользы... нам советская власть не нужна»;

«умрем, но церкви не сдадим, пусть приедут с пулеметами и стреляют в нас»;

«наши законодательные власти плохо руководят страной, и какие они сами, такие и издают законы»; «наша кооперация жалкий отпрыск советского НЭПа»;

«эх, вы, русский безработный люд, на что вы надеется, если вы так будете действовать, то вы пропадете все, как мухи»; «даешь восстание!»( 1 ).
Документы, собранные ОГПУ, свидетельствуют, что население активно выступало против насильственно насаждавшихся колхозов, артелей, коммун, товариществ.

«Не желаю сдавать государству хлеб, пусть лучше никому не достанется» — это высказывание кулака с Урала можно считать типичным для того времени. Кулаки сжигали зерно, убивали активистов, комсомольцев, коммунистов, хлебозаготовителей. Часть крестьян поддерживала кулаков, а беднейшие  слои требовали уничтожать кулаков, «не канителиться с ними».
ОГПУ сообщало о следующих высказываниях крестьян в разных районах СССР: «Вы хотите от общества отобрать барскую землю и сами сделаться помещиками... Бить, резать нужно коммунистов...»; «Коммуну нужно разогнать...»; «Если будет война, то надеяться на крестьянство нельзя, его слишком прижали налогами и выкачиванием хлеба»; «Государство, весь забирая хлеб, насильно тащит всех в коммуну»; «установить действительно крестьянскую власть»; «Правительство у нас рабочее, а не крестьянское»; «Коммуны нужно разгонять, мы нищие»; «Даешь хлеба»; «Вот едут землю отрезать коммуне, берите колья и гоните их с поля»; «Нам, крестьянам, для расширения своих прав необходимо организовать крестьянский союз, который бы имел влияние во всех законодательных органах власти. Сейчас как будто бы власть и хороша, но был бы лучше, если бы не было диктатуры пролетариата, она нам не нужна»( 2 ).

Подобные высказывания свидетельствовали не только о недовольстве, но и о развитом самосознании крестьянства и о его готовности к организованному сопротивлению.
Похоже, руководство страны внимательно отнеслось к сигналам из провинции. Осенью 1929 г. были приняты необходимые для широкомасштабного наступления на деревню и подавления недовольства меры.

Однако сами масштабы крестьянского недовольства оказались неожиданными для властей. То, о чем крестьяне говорили и к чему призывали в листовках, реализовалось на практике. Можно говорить о широкомасштабном (с элементами организации) сопротивлении, которое крестьянство оказало коллективизации.

Сегодня историкам известно о 7976 массовых выступлениях против коллективизации только за период с января по март I930 г. А всего в 1930 г. ОГПУ зафиксировало 13 755 массовых выступлений в деревне, в них приняло участие почти 2,5 млн человек. В ряде случаев крестьяне организовывали вооруженные отряды. 176 выступлений 1930 г., по данным ОГПУ, носили «повстанческий характер». Этим термином обозначались широкомасштабные организованные восстания, которые охватывали порой целые районы и приводили к свержению там советской власти. В результате на места была послана директива о смягчении курса, где признавалось, что над режимом нависла угроза «широкой волны повстанческих крестьянских выступлений» и уничтожения «половины низовых работников»( 3 ).

С Северного Кавказа на имя Сталина поступило такое сообщение от Анастаса Микояна: «Весь Карачай охвачен восстанием. Повстанцы имеют свои комитеты. Военные действия продолжаются. Требуется организация ревкома. Повстанцы упорно сопротивляются, предъявляют политические требования. Облисполком, обком бездействуют. Санкционируйте создание трибунала или политической тройки. Прокуратура и суд закрыты. Ждем срочных указаний».

Повстанцы заняли ряд аулов, дошли до Кисловодска, где и были разбиты регулярными войсками Красной армии.
На сопротивление крестьян Сталин ответил статьей «Головокружение от успехов», замедлением темпов коллективизации, возвращением к жизни закрытых храмов. Распалась заметная часть колхозов. О том, что организованное сопротивление приносило результаты, свидетельствуют события весны 1932 г., когда по стране начинаются волнения, вызванные нехваткой продовольствия. Особенно массовыми были волнения рабочих в Ивановской области. У них была одна важная особенность: активное участие в забастовках и демонстрациях принимали местные коммунисты (в ряде случаев они были их организаторами).

Забастовки получили поддержку крестьян. Начались коллективные отказы от работы в колхозах и усиление процесса распада колхозов. Перед лицом народного возмущения руководители бастовавших районов выказали полную беспомощность. Волнения в Ивановской области жестоко подавили. Но угроза повторения масштабных волнений в других промышленных центрах заставили власти пойти на серьезные уступки.

Как пишет О. Хлевнюк, «сбивая напряжение в Ивановской области, Совнарком СССР оперативно принял решение о направлении туда дополнительных продовольственных фондов В мае 1932 г. появились постановления СНК, ЦИК СССР и ЦК ВКП(б), означавшие новый поворот «генеральной линии». Значительно сократив государственный план хлебо- и скотозаготовок, правительство разрешило свободную торговлю хлебом (после завершения хлебопоставок с 15 января 1933 г ) и мясом (в случае регулярного выполнения поставок в централизованные фонды). Причем, если раньше торговля ущемлялась многочисленными налогами и низкими потолками цен, то отныне приезжавшие на рынок единоличники и колхозники могли торговать по свободным ценам... Одно за другим следовали постановления о недопустимости  ликвидации личных подсобных хозяйств колхозников, о возвращении им ранее реквизированного для общественных ферм ската, о соблюдении законности и прекращении произвола государственных чиновников в деревне»( 4 ).
К этому времени относится письмо Михаила Шолохова Старину, в котором он пишет о сопротивлении крестьян закрытию храмов и реквизиции скота ( 5 )(письмо от 20 апреля 1932 г.)( 6 )
Другой формой крестьянского сопротивления было бегство из деревни. Это была пассивная форма сопротивления, и она коснулась всех слоев сельского населения, а не только подлежащих раскулачиванию. Всего за годы первых двух пятилеток деревню покинуло около 12 млн человек (включая тех, кто завербовался на стройки и покинул деревню по инициативе властей)

(1) (2)  «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922 — 1934). Т. 7. М., 2004.
(3)' Хлевнюк О.В. Государственный террор в 30-е годы. М., 2002. С. 119
(4)   Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти. М., 1996.
(5) Пассивной формой сопротивления крестьян в период коллективизации был массовый забой скота.
(6) документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927 — 1932 г. М., 1989. С. 471 — 472